Кирико Кири - Песнь надежды. Том 1. Том 2

Но Юнона оказалась настолько непробиваемой, что умудрилась даже после этого броситься следом за мной. Возможно, хотела вцепиться мне в ноги или подпрыгнуть, чтобы вновь начать душить, но её голова так удачно оказалась прямо напротив моей ноги, что я просто на автоматизме пнул её прямо в лицо.

Юнона растянулась прямо перед моими ногами.

Я же, не давая ей возможности что-либо сделать, набросился сверху, схватил её за голову и со всей силы приложил её лицом прямо об пол. Юнона вскрикнула, дёрнулась и вырвалась, оставив у меня клок серебристых волос, плюхнулась на пятую точку и быстро начала отползать назад.

— Тай-Тай! Стой! Тай-Тай!

Она упёрлась спиной в стену, вытянув перед собой руки в защитном жесте, но я, даже не задумываясь, просто ударил её ногой. Она вскрикнула от боли и разревелась, а я добавил ещё раз с ноги прямо по почкам. Юнона повалилась на бок.

— Тай-Тай! Не надо! Стой!!! — заревела она, прикрывая голову руками. — Я люблю тебя, Тай-Тай! Пожалуйста, не надо!

Я пинал её с остервенением. Прошёлся по ней ногой раз пять, прежде чем остановился. Просто остановился, занеся над её телом ногу, готовый опустить на неё ещё раз ей прямо на голову, которую она прикрывала трясущимися руками.

В любой другой ситуации я бы раскроил ей череп, даже не задумываясь. Опустил бы ногу на голову столько раз, сколько бы потребовалось. Дала повод — сдохла сразу. Опыт требовал скорейшей расправы над ней. Инстинкты буквально выли сиреной, что надо закончить бой, пока я сохранял преимущество. Логика шептала, чтобы я это сделал: никакой пощады, никакой жалости, никакого милосердия тем, кто пытался тебя убить.

Они спасали мне жизнь куда чаще, чем жалось. Вернее, жалость мне вообще никогда не спасала жизнь, а иногда ещё и отбирала её. И я точно знал, что тот, кто не со мной, должен умереть.

В это был весь я.

А здесь… рука дрогнула.

Что-то внутри жалобно сжалось.

Я стоял над ней с поднятой ногой, чтобы ещё раз ударить пяткой ей в голову. Добить. Врагов надо добивать. Все, кто игнорируют это правило, рано или поздно оказываются в могиле. Все. Без исключений.

А я не смог.

И Юнона, будто почувствовав мою слабость, заныла вслух:

— За ч-что? Тай-Тай… за что?.. За что ты меня так н-ненавид-дишь… я люб-блю тебя… за что…

Я аж подавился возмущением.

— За что?! Ты меня пыталась задушить! Блять, да ты мне уебала так, что я едва не сдох, а сейчас спрашиваешь за что?!

Она боязливо посмотрела на меня единственным заплаканным глазом — со второго стекала слезой кровь.

— Я… я лишь обняла тебя, чтобы ты не убежал… — пробормотала Юнона, хныча, — а ты ткнул мне в г-глаз и изб-бил…

То есть это теперь я виноват?! Она хочет ещё раз с ноги получить?!

— Обняла?! Ты меня душила в своих сиськах!

— Я прижала тебя, ч-чтобы ты не убежал… я не хотела тебя отп-пускать. Зачем мне тебя д-душить?..

— Потому что ты ебанутая влюблённая дура, которая до этого ударила меня в живот?

— Ты… ты бы убежал, как всегда… Я просто прижала т-тебя к груд-ди…

И чуть не задушила.

Как же всё хреново вышло-то.

Я даже не знал, верить ей или нет. Опыт, логика и инстинкты требовали вполне простого решения — убить. Никто даже особо не хватится, а Суцьиси поможет избавиться от тела. Но внутри что-то неприятно скребло душу.

Был ли я ублюдком? Вполне. Но такова война, такова моя жизнь — надо всегда идти дальше, не оглядываясь, если не хочешь, чтобы тебя засосало. Это всегда больно, они травят душу, убивают в тебе всё хорошее, но отзовёшься один раз, и это засосёт тебя, как трясина.

Я не мог себе позволить такого. У меня была миссия, которую я должен выполнить. Юнона умрёт, и всё, а я… Ей даже в кошмарах не приснится, что меня ждёт за провал.

И всё же нога на неё не поднималась. Что-то в душе неприятно свербело, заставив меня скривиться. И это была не совесть, мне не за что стыдиться: она пыталась меня задушить, я ответил агрессией.

Это была жалость.

Юнона сидела передо мной и плакала, спрятав лицо в ладонях. В принципе, не считая разбитого лица, она выглядела вполне себе живой и здоровой.

Может оставить её здесь и быстро уйти? Я воровато огляделся по сторонам, но понял, что меня останавливают две вещи: совесть и осознание важности закрыть этот разговор. Брошу её здесь, и всё может повернуться через жопу — начнёт мстить или того хуже, пристанет ещё сильнее.

— Я чуть не задохнулся в твоих объятиях, Юнона, — немного сипло сказал я. — Ещё бы немного, и ты бы обнимала безжизненное тело, задушенное твоей собственной гордостью.