Кирико Кири
За пределом (том 2)
Говорят, что прошлое имеет плохую привычку повторяться. Просто потому что человек, как бы он ни кичился и ни старался казаться другим, даже меняя себя, остаётся человеком.
Одиннадцатый класс. Десятое апреля.
Мне шестнадцать.
Этот день удивительно похож на тот, с которого однажды началось моё падение. Но да, это другой день. С того момента, как однажды я шагнул за пределы своей скучной и размеренной жизни, прошло семь месяцев. Семь долгих и в то же время стремительных месяцев.
Но похож этот день лишь внешне, ведь стоит оглянуться, и сразу становится понятно, насколько сильно всё изменилось за это время. Да чего уж, насколько сильно всё с января, когда я ещё ходил в свою старую школу. Насколько изменился с того момента я сам и жизнь вокруг меня. Правда, были и некоторые схожести…
— Томас, твоя работа, — учительница остановилась около меня, стукнув костяшками по моей парте. — Поторапливайся.
Я напоследок окинул свой лист взглядом и протянул ей исписанный бланк. Проблем не будет — я готовился к этой контрольной и знал, что там будет всё правильно. Конкретно этот класс, в котором я оказался, сильно отставал по программе, и то, что в моей школе давно прошли, здесь только-только начали проходить.
Худая, словно недоедающая учительница пятидесяти лет с огромными очками недовольно забрала мою работу и подошла к следующей парте.
Да, есть и схожести… но в основном…
Я оглядываюсь, обводя взглядом свой новый класс.
Вокруг меня сидят… самые разнообразные люди, общее имя которым — сброд. Если есть ещё более точное название этой группе лиц, то я бы обязательно использовал его, но сброд, пожалуй, наиболее точно описывает их.
Справа от меня сидит бритоголовый парень с лицом, не обременённым интеллектом. Оценки подтверждают мои слова. Сидит, откинувшись на спинку стула, скрестив руки и надувая раз за разом жевательную резинку, пренебрежительно поглядывая на класс вокруг меня. Встречается со мной взглядом, презрительно хмыкает и отводит его. Позади сидит конкретный такой вышибала с лицом-кирпичом с стрижкой под ёжика. Большие надбровные дуги, хмурый угрожающий взгляд. Вся кожа его лица… словно обветренная и грубая, будто у бывалого громилы, который вышибает долги. Передо мной сидит девушка с хищным лицом и типажом «шлюха на охоте». Тусуется вокруг таких же модниц, стараясь держать уровень. Чуть дальше прокуренная девушка, более скромно раскрашенная, но с видом быдловатой особы, которая даёт только плохим парням и вполне может вломить при случае. Входит в тот же уровень, что и прошлая.
Весь контингент вокруг меня в той или иной степени выглядит или как быдло с улицы и гопники с подворотни, или как из не самых хороших семей, где родители либо бухают, либо забили на детей. Так что окружение полностью вписывается в то место, где я оказался.
Сильверсайд. Нижний город.
Котёл падших и потерянных душ, как написали однажды в газете. И мне кажется, что по большей части они правы. Падших здесь немало, и ещё больше потерянных, в число которых я и вхожу.
И здесь я уже два месяца.
Жизнь круто меняется, заставляя тебя приспосабливаться к ней, если хочешь банально выжить. И я приспособился. Немало в этом помогли навыки, приобретённые на той работе на печально известного в узких кругах Стрелу.
Какие навыки?
Ну… будучи добровольным работником в криминале, я получил как кое-какой набор знаний о жизни, так и вербальный и невербальный опыт общения с некоторыми контингентами, включая и стойкость к ним. Скажем так, закалил собственный характер.
Попади я в такое место сразу, и чёрт знает, что бы произошло. Но я уже был частично готов и имел достаточную самостоятельность с уверенностью, чтоб не растеряться в новом месте и начать крутиться, пытаясь не помереть с голоду и от холода. Вряд ли прежний я до той работы смог бы действовать так же, правда…
Не возьмись я за ту работу, и здесь бы не оказался.
Но… смысл вспоминать об этом? Теперь другая жизнь и другой я.
В конце концов, Лапьер Нурдаулет Ерофеевич шестнадцати лет от роду умер на горах Сихотэ-Алиня: разбился на машине вместе с остальными и теперь покоится неизвестно где. Теперь есть Томас Блэк шестнадцати лет со страшными шрамами на одной половине лица и порезами с другой. Его голос сиплый, словно он постоянно болеет — сорвал от крика на природе. И Томас не весит сто килограмм, как бы странно это ни звучало — он весит семьдесят пять.
Читать дальше