Андрей Валентинов - Механизм Времени

Лучшего осудили за лень и аморальное поведение. Огюст узнал это, сидя на скамье подсудимых и читая свежую "La gazette de L'Ecole". Прокурор, обиженный невниманием к своей громовой речи, с ехидством поинтересовался: в чем причина "крайнего цинизма" обвиняемого? Шевалье, сбитый с толку, не огрызнулся, а обстоятельно изложил суть дела. Тут уж заинтересовался судья, чей двоюродный брат, как выяснилось, был непременным секретарем Академии Наук.

Шевалье оправдали.

Кажется, знакомство с Галуа стало не последней тому причиной.

Они не виделись больше месяца, после того, как Галуа перевели в тюремную больницу Фолтрие. Не по вине Огюста — в его последний визит Эварист заявил, что не хочет отравлять друзей "ипохондрией". Огюст обиделся. Обиделся и сейчас — на мертвого. Написать каким-то "инициалам"...

Н. Л., В. Д. — кто это?

Ну конечно! Не быть ему сыщиком! Н. Л. — Николя Леон, их общий приятель, драматург и кандидат в новые Дюма! Точнее, соратник и графоман. Такому и "Нельской башни" не написать.

"...И убийца не раз являлся ей в снах!"

Шевалье зло ухмыльнулся. Не напишет — и не надо. Зато ответит! Если потребуется — несколько раз. Сначала ему, затем — в полицейском комиссариате. А еще лучше — в Директории Общества Друзей Народа.

Похороны в субботу, 2-го июня 1832-го года. Новое Южное кладбище — оно же кладбище Монпарнас.

Огюст Шевалье открыл футляр и вынул пистолеты.

2 ADAGIO

КЛАДБИЩЕ МОНПАРНАС

Жить в Париже трудно. Еще сложнее — умирать. Вроде бы все происходит само собой. Закрыл глаза, сложил руки на груди... Можно при нотариусе и враче. Можно на помосте гильотины. Можно у пруда Гласьер с пулей в животе. Древние знали: дорога туда широка, с пути не собьешься.

Древние не знали, как хлопотно мертвецу в Париже.

Шевалье понял это быстро. Умер его товарищ по Нормальной школе, Гастон Леруа — земляк, из Нима, круглый сирота, нищий, как пономарь-пропойца. Леруа сгубила чахотка — обычная смерть для южанина-провансальца на сыром севере. Огюст счел своим долгом позаботиться о похоронах.

Прочие земляки сделали вид, что их это не касается.

Деньги собрали. Скинулись учителя, даже директор Гиньо внес лепту. Шевалье отправился в ближайшую похоронную контору. Вот тут-то началась истинная "Нельская башня". В Париже не хоронили — здесь арендовали место для могилы. За эту цену в Ниме можно было купить дом. Только дом — надолго, а могила предлагалась на десять лет.

Престижные участки кладбищ резервировались семьями "старожилов". Бедняге Леруа светила в лучшем случае "боковушка" у ограды, где-нибудь на Дез Ар. Словно в скверной ночлежке: ночь провел — и скатертью дорога.

Огюст упорствовал. Он обошел весь город — на фиакре разоришься! — и добрался до окраины в районе Старых Ферм. Южное кладбище, недавно открытое и "не модное", согласилось приютить мертвеца. В общую могилу, зато навечно. Тогда и запомнил Шевалье это место: низкая, в грязной побелке, ограда, черная земля в редких пятнах травы, богатые надгробья у ворот, дальше — холмики "общаков".

Пусто, голо, мерзко.

Единственная достопримечательность — башня с крышей-колпаком. Как объяснили сторожа, бывшая мельница. Почему не снесли? — историческая память. Или просто руки не дошли. Мертвая мельница на мертвой земле смотрелась жутко.

"...И убийца не раз являлся ей в снах!"

Башня оказалась на месте. Ее недавно перекрыли ярко-красной черепицей. И стены подновили. Воистину, гроб вапленый, о котором говорят на проповедях — красив снаружи, отвратителен изнутри.

Изменилась не только Мельница. Исчезла пустота черного поля. Могилы тянулись ряд за рядом — теснясь, упираясь гранитными боками. Отряд мраморных ангелов зорко следил за самым святым, что есть у парижанина — Собственностью.

Смерть по-хозяйски осваивала новую обитель.

Похоронную процессию он встретил у ворот — катафалк прибыл по расписанию. Беднягу Галуа хоронили не утром, не днем — вечером. Июньский день долог, солнце лишь начало клониться к крышам близких домов. Но позднее погребение казалось зловещим.

Удивила и толпа — огромная, густая. Покойник был родом из Бур-ля-Рена. Не дальний свет, час верхами от столицы. Однако не каждый сосед станет запрягать экипаж ради парижских похорон. А в столице Галуа не жаловали. Кто придет? — соученики по школе? Единомышленники из Общества Друзей Народа? Новые приятели из тюрьмы Сен-Пелажи?

В тюрьме Эварист не ладил с соседями. Сен-Пелажи была набита политическими, и борцы за демократию топили бессильный гнев в дешевом вине, благо кабачок находился прямо в тюремном дворе. Галуа не мог работать, сердился, начал пить сам.