Анджей Савицкий - Апозиопезис

— Я видела очень странный сон, — вздохнула певица. — Но где это я? Что случилось?

Генриетта пихнула тетку примадонны в объятия доктора, которого это действие застало врасплох, сама же подошла к Данилу. Она присела на корточки рядом с ним и, не говоря ни слова, осмотрела его затылок. Слава богу, голова не была разбита, на ней лишь вздувалась огромная шишка. Инженер, хотя и с заметным усилием, улыбнулся юнкер-девице и с ее же помощью поднялся. Оба поглядели на воркующую парочку. Певица потихонечку приходила в себя и даже улыбалась жениху.

— Мы же ничего от нее не узнаем, правда? — вздохнула Геня.

— Боюсь, что весь инцидент помнится ей как обычный кошмарный сон, — ответил Данил. — Со временем воспоминание станет еще более блекнуть, пока совершенно не затрется. Если у тебя есть к ней какие-нибудь вопросы, задай их сразу. Завтра уже может быть и поздно.

Генриетта положила ладонь на плечо Климовича и решительно отодвинула того, так что жених грохнул с кровати, на краешке которой присоседился, и тяжко осел на пол. Фроляйн фон Кирххайм склонилась над перепуганной ее резким поведением примадонной.

— Упыря из Оперы помнишь? — не рассусоливая, спросила она. — Как выглядел? Откуда взялся? Тебе что-нибудь говорил?

Панна Довяковская смело взглянула в глаза прусской воительницы, продумывая про себя не блещущий любезностью ответ, чтобы избавиться от этой страшной и грубой женщины. Но заколебалась. Через мгновение, к своему изумлению, она отметила в заядлом выражении лица изуродованной мехаборгизацией девушки исключительную красоту, тонкость и впечатлительность. Под маской солдата Генриетта скрывала вдохновенную и чувствительную личность, равно как и неподдельную красоту. Примадонна пришла к выводу, что с личностью юнкер-девицы из Пруссии наверняка связана какая-то романтическая, ужасно трагическая история. Броня подобного рода истории просто обожала. В одну секунду она почувствовала к воительнице симпатию. Потому-то она закрыла глаза и потерла пальцами виски, пытаясь припомнить все подробности кошмара.

— Я стояла на сцене и пела, позволив захватить себя рассказу, я буквально вжилась в роль. И мне казалось, что за моей спиной что-то нагромождается, в меня вонзились бесчисленные взгляды, и речь здесь не шла о публике или там хористках. Приближался кульминационный момент моей роли, я выдала из себя совершенно все. Еще я чувствовала мурашки на коже, жжение в средине головы, трудное для описания вдохновение. Так бывает всегда, когда меня охватывает музыка и пение, когда я соединяюсь с ними в одно целое.

— Мне такое знакомо, — буркнул Данил. — Так выглядит процесс перехода на ту сторону. Только мне это удается, благодаря машинке, привитой в организм; и подобное состояние я достигаю под влиянием электрического тока, а она это делает естественно. Огромный талант!

Примадонна глянула на инженера и наморщила брови. Но свой рассказ продолжила:

— Я должна была пропеть смерть и снизить голос в апозиопезисе. И вот тогда-то появился он. Все сверлящие меня взгляды исчезли, я же почувствовала волну ярости. Его ярости, некоей чудовищной тоски, печали, желания найти что-то утраченное. Он искал этого среди живых. И он прошел сквозь меня, словно я была всего лишь бестелесным призраком. Я никак не считалась — была всего лишь тропой. С каждым шагом он делался более материальным. Огромный мужчина, обнаженный, с ранами по всему телу, бесчисленными шрамами и вонзенными в спину медными трубками. Металлические проводники были поломаны, как будто бы он вырвался из медной паутины, разрывая ее и унося ее же клочья в теле. Брр, ужасно. Он разглядывался, как будто бы потерялся, но затем кого-то увидал или почуял, и вот туг его охватило бешенство. Больше ничего о нем я рассказать не могу. А после того я упала во тьму, холодную и глубокую, словно океан.

Генриетта улыбнулась, пожала примадонне пальцы.

— Vielen Dank, Fräulein Dowiakowska, — сказала она и повернулась к Данилу. — Прекрасная работа, herr инженер. Вас я тоже благодарю.

— И я! — Жених певицы уже успел подняться с пола и теперь тряс рукой Довнара. — Позволь же тебя обнять, спаситель. Пан спас нас из тяжелейшей ситуации, теперь я пана должник до гроба. Если бы у меня была какая-то возможность отплатить! Прошу обо мне не забывать, мы еще обязаны встретиться! Непременно!

Данил покачал головой, заставляя себя криво усмехнуться. Он махнул рукой и вышел из больничной палаты, пропустив Геню вперед. Закрывая двери перед носом все еще кланяющегося Климовича, он еще успел заметить взбешенный и наполненный ненавистью взгляд доктора Винингера. Выходит, в результате всего одной операции он заполучил приятеля и врага.