Анджей Савицкий - Апозиопезис

Берг почесал парик, снял очки, после чего задумчиво постучал пальцем в левый глаз. Судя по звуку, явно стеклянный. Генриетта начала размышлять, а не состоит ли наместник полностью из протезов.

— Тогда все замечательно складывается, — заявил в конце концов Берг с гробовым выражением лица. — Произошел инцидент, касающийся и Германского Рейха. В связи с этим, я призываю вас, девушка, на действительную службу.

— Но что это убийство имеет общего с моей родиной? — осмелилась спросить Генриетта.

— Решение этого дела находится в интересах всех трех держав, это, по-видимому, дискуссии не подлежит. А мой личный интерес заключается в том, чтобы разрешить дело как можно скорее и смыть позор с имени. Убийство дипломата в моем городе! В моем! — рявкнул он, в результате чего трубки, встроенные ему в шею, спазматически напряглись.

Медицинское кресло зашипело, выпустив клуб пара. Внутри него что-то громко застрекотало и щелкнуло. Наступила тишина. Генриетта сидела, не шевелясь, не проявляя эмоций, хотя старик все сильнее ее пугал. Он застыл с выпученными глазами и перекривленным париком. Выглядел он так, будто только что отдал Богу душу. Спустя несколько минут фроляйн фон Кирххайм дрогнула, еще через минуту — заставила себя поднять руку и помахать ладонью у графа перед глазами. Тот не реагировал.

— Ссора между тремя державами весьма на руку местным бунтовщикам, — отозвался он, словно ничего и не произошло. — Поляки дали бы шкуру с себя содрать, лишь бы спровоцировать нас на объявление войны друг другу. Они все еще мечтают о независимости, а она возможна лишь при условии, что Германия, Австрия и Россия набросятся один на другого. Мы обязаны довести до создания очередного Священного Союза и укрепить абсолютизм в Европе. Одни только наши страны дают отпор всем этим мерзопакостным типам: польским сепаратистам, либералам, революционерам, демократам, защитникам прав рабочих и крестьян. Чтоб они все сдохли! Если мы позволим им размножиться и править, наши страны могут перестать существовать, европейский мир рухнет в развалинах, придет время хаоса и разрушения. Так что, девушка, вы уже сами видите, сколь многое может утратить Германия в связи с данным убийством.

Генриетта кивнула. Одним словом: ее отпуск только что закончился. А она так радовалась ссылке в Варшаву, говоря по правде, сама ее просила. Как тогда надоел ей мундир, войны, сражения, кровь и насилие. Ей хотелось покоя, она мечтала жить как обычная женщина. Хотя бы немножко, хотя бы несколько месяцев: работать в канцелярии, помогать бедным, читать книжки, заботиться о ближних. Быть может, встретить какого-то красивого мужчинку. Ну ладно, пускай уже и не такого красивого, но джентльмена, с которым они нашли бы общий язык, родство душ. Вдруг перед ее глазами встал инженер Данил Довнар. Как жаль, что их роман не успел развернуться. А теперь уже поздно. Пора возвращаться на действительную службу.

— Фроляйн, вам нравится этот город? — спросил граф.

— Да, здесь весьма симпатично. Хотя пригодилась бы приличная канализация и больше заботы о…

— Какая еще канализация, — фыркнул Берг. — Во времена моей молодости в городах никаких каналов не было, но люди как-то жили. О чем это я, того-сего… Ага! Я со своей женой Варшаву очень даже люблю. После подавления восстания я себе пообещал, что превращу ее в самый веселый город Империи. А что, просто я очень даже добрый человек. Я дал ей много чего, разрешил свободно развиваться промышленности и ремеслам, вернул университет, заботился о театрах и искусствах. Город разрастается, горожане богатеют. Но если поляки вновь начнут устраивать заговоры против Его Величества, мое терпение лопнет. Я подавил уже два бунта, каждый последующий с большей суровостью и кровью… Третьего ждать не стану… Если ситуация быстро не выяснится и виновные не будут задержаны, я начну действовать более решительно. И все это вовсе не закончится расстрелами на площадях и виселицами на склоне Цитадели. Я выведу на улицу боевых големов, натравлю на город сотни пьяных в стельку казаков на механических лошадях. И тогда от Варшавы камня на камне не останется. Так что, если фроляйн дарит сей город теплыми чувствами и желает видеть его пульсирующим жизнью — фроляйн обязана приложить все усилия и старания.

— Я в вашем распоряжении, ваше превосходительство! — Генриетта вскочила со стула и встала по стойке смирно. Она даже не забыла щелкнуть каблуками, хотя в легких башмачках их тонкой кожи это было и нелегко.