Сергей Снегов - Люди как боги (трилогия)

ПОГОНЯ ЗА СОБСТВЕННОЙ ТЕНЬЮ

Уже в первые минуты после новой катастрофы меня ошеломила горестная догадка об истинной причине несчастья. Но она еще не завладела мной целиком: надо было спасать корабль, а потом доискиваться тайных причин беды. Я кинулся в командирский зал. Капитаны и Олег остались живы, только были уже не командирами корабля, а, как и все мы, пассажирами неуправляемой галактической скорлупки. В лаборатории и Эллон, и Ирина были растеряны, но невредимы. Лаборатория могла продолжать свои изыскания, если бы восстановилось снабжение энергией. Эллон гневно упрекнул нас с Олегом:

— Не захотели меня послушать! Торопились, а ведь ничто не грозило, пока мы не попытались безрассудно бежать.

— Идем с нами, Эллон! — приказал Олег, и мы втроем поспешили к Голосу.

Голос звучал слабо, но внятно. Он испытал болезненный толчок, когда отключилась связь с МУМ. Враги нанесли удар по управлению боевыми механизмами, все остальное — производное.

— Это рамиры. Они в ядре. Они не хотят выпускать нас. Мы — их пленники.

Он мог говорить о пленении с большей определенностью, чем каждый из нас. Уж он-то знал, что такое превращать космические корабли в пленников! Граций тоже пострадал. Когда рамиры заблокировали МУМ, Граций, потерял сознание и рухнул на пол. От его величавой богоподобности мало что осталось. Бессмертный, он после катастрофы держался на ногах гораздо хуже, чем все мы, смертные. Галакты поразительно плохо выносят жизненные передряги: они позабыли в своих райских городах о лишениях.

— Надо осмотреть МУМ, — сказал Олег.

МУМ, внешне совершенно невредимая, не работала. Граций, сопровождавший нас, взирал на нее с печалью, он ничем не мог помочь и от этого, вероятно, огорчался не меньше, чем от поломки МУМ. Мы отключили мыслящую машину от исполнительных механизмов и анализаторов и перенесли в лабораторию. В лаборатории, как нам сгоряча показалось, она снова заработала, но то была обманчивая работа — цепи пропускали сигналы, но не было того целого, что и называлось Малой Универсальной Машиной.

— Мне кажется, ваша машина без сознания, — заметил Граций. — Она в нервном потрясении. Что можно ожидать от механизма, лишенного естественных тканей?

Эллон зло покосился на галакта. Я увел разговор от опасной темы искусственного и естественного. Если МУМ только в обмороке, то есть надежда вывести ее из него. Олег велел доставить в лабораторию две резервные МУМ — снятую с «Овна» и привезенную Камагиным со «Змееносца». Они были не в лучшем состоянии. Их всех поразило нервное потрясение. А машина с «Тарана» по-прежнему путала причины со следствиями.

— Граций, — сказал я галакту, — теперь на Голос и на тебя ложится тяжелейшая обязанность. Анализаторы и исполнительные механизмы опять, как в Гибнущих мирах, будут подключены непосредственно к вам. Тогда Голос справился, но тогда мы не были в ядре. Если вы не справитесь сейчас, нам всем крышка.

— Надеюсь, мы справимся, — промолвил он. — Но объясни, адмирал, что значит странный термин «крышка»? Мне кажется, он символизирует что-то плохое.

Я заверил галакта, что он точно истолковал выражение «всем нам крышка».

МУМ «Козерога» стала показывать признаки жизни. Она словно бы приходила в себя после обморока. Подавленные, мы молча слушали ее ответы на сигналы. МУМ сошла с ума. Она вообразила себя девушкой, ускользнувшей из дому. Она не слушала вопросов, не принимала заданий и на все электрические импульсы, подаваемые на вход, она отвечала горестными стихами:

— лепетала МУМ рыдающим нежным голоском.

Потом она стала называть себя Марусей и выдала такими же стихами, что Маруся отравилась и что ее повезли в больницу, а в больнице не спасли. Бред был не только нелеп, но и удивителен. В памяти машины конструкторы не заложили ни представлений о нехороших дочерях, убегающих от порядочных матерей, ни имени Маруся, ни больниц и уж, конечно, не обучали МУМ стихотворству. Все это она придумала сама, когда лишилась рассудка.