Сергей Снегов - Люди как боги (трилогия)

У многих звезд были планеты, мы тщательно фиксировали каждую. На планетах имелись идеальные условия для белковой жизни: умеренно жаркие солнца — я уже говорил, что звезды здесь в основном поздних классов, желто-оранжевые, красноватые, — прозрачность космоса, атмосферы, похожие на земные, вода, суша. Но ни на одной не было и следа разумных цивилизаций, не было даже простейших проявлений жизни. Миры прекрасные и безжизненные — такими они проходили мимо нас. Мэри хотела посетить какую-нибудь из планет, чтобы заразить ее жизнью, но было не до прививок жизни великолепным планетам: никто не забывал, что мы идем звездными воротами в иной мир. Парадные ворота превосходны, но что за ними?

— Рай, до того как его заселили, — сказала Мэри, наблюдавшая в умножитель одну из планет.

— Рай на экспорт, — мрачно пошутил я, намекая на то, что звездное скопление выдирается из недр Галактики со скоростью двух десятитысячных скорости света.

— Если ты приписываешь бегство скопления действию каких-то разумных сил, то не слишком ли большим могуществом наделяешь их?

— Я ставлю вопросы, не программируя заранее ответы, — парировал я

Про себя я, конечно, ответы программировал. Я перенапрягал свой мозг трудными вопросами. Все известные шаровые скопления равномерно, на всех осях, очень удалены от ядра, это тоже отдаляется от него, — почему ядро Галактики как бы испаряется шаровыми скоплениями? Что заставляет их бежать на периферию, в то время как с отдельными звездами ничего похожего не наблюдается? Какие силы так старательно перетасовывают светила, чтобы в шаровых скоплениях оказались звезды одних поздних классов, наиболее удобные для белковой жизни? Почему так часто, в сотни раз чаще, чем у обычных звезд, встречаются у них планеты?

— Все шаровые скопления летят только наружу, перпендикулярно к плоскости, где в Галактике размещена основная масса звезд, — твердил я себе. — Они стремятся как бы на простор. Почему? Тысячи почему! Где же треклятые рамиры, они, вероятно, дали бы объяснение загадкам!

Эллон имел специальное задание — обнаружить на планетах шарового скопления механизм, ударивший по Красной. Признаков суперлазера он не нашел. Не было самого существенного — могущественной цивилизации, которой стали бы под силу такие орудия. День за днем, на малой тяге аннигиляторов, мы мчались через блистательный мир, запыляя его дали сгоревшим в горниле кораблей пространством, и не улавливали даже слабого сигнала, протестующего против порчи межзвездной среды. Великолепный мир, бесполезный мир, говорили мы между собой. В нем не было жизни, красота его была ни для кого. Он сиял про себя, для себя, в себе. Мы не могли простить ему такой расточительности. Бесполезный мир! — снова говорили мы с грустью.

Мы пронеслись сквозь звездные ворота ядра и снова попали в затуманенное пространство. Ядро дымит, как плохой костер, его повсюду заволокли газовые облака. Гигантские массы газообразного водорода мчатся во все стороны от ядра, как гонимые ветром, то разрежаются, то снова сгущаются. Ольга передала очередной расчет — материя, сконцентрированная в местных звездах меньше распыленной в межзвездном пространстве. Расчет показался ей удивительным, она призналась, что изумлена и обрадована необычность явления. Я не удивился и не обрадовался. Я не люблю пыли ни на Земле, ни в космосе. Мэри с сердцем сказала:

— Почему тебя назначили научным руководителем экспедиции? В тебе нет настоящей любви к науке! Тебя никогда не восхищает новый факт сам по себе.

— Зато я люблю ученых и могу вытерпеть их открытия, а это не так уж мало, — ответил я. — В остальном ты права: меня восхищают только хорошие факты, а не просто новые.

Немного правее курса появилась коротко-периодическая цефеида. Это была типичная пыхтящая звезда, быстро меняющая объем, меняющая светимость. Я бы не стал тратить внимания на нее, хотя в ней обнаружились странности, не присущие нормальным цефеидам. В Олеге жилка ученого развита сильней, чем у меня. По просьбе Эллона он направил эскадру к переменной звезде.

— Мы видели в рейсе множество цефеид, — сказал я Эллону. — Почему тебя заинтересовала именно эта?

— Она приближается к коллапсу, — ответил демиург. — Опадение звезды в точку может произойти со дня на день. Будет непростительно, если мы пропустим такое событие.

А Бродяга признался, что всегда мечтал приблизиться к коллапсирующей звезде. Несколько раз он издалека наблюдал за коллапсом звезд вне Персея. И это всегда было грандиозно, что сжимались мозговые сосуды. Когда ему надоедала жизнь могучего звездного тюремщика, он воображал, что переносится на коллапсар и погибает с ним, наблюдая изнутри гигантскую катастрофу. Это было великолепно — не собственная гибель, конечно, а пейзаж гибели звезды.