Сергей Снегов - Люди как боги (трилогия)

— Я сам изобрел его! Я свел себя с ума сознательно и методично. Сейчас расскажу вам, как это происходило.

Я мог бы не приводить здесь рассказа Андре. В отчете Ромеро он изложен подробно, да и сам Андре, по возвращении на землю, не раз выступал на стереоэкране. И если я это делаю, то лишь для того, чтоб показать, какие догадки и желания вызывал во мне рассказ Андре.

Он с ужасом ожидал пыток. Смерть была бы куда лучше, но он понимал, что за каждым его движением наблюдают, старинные способы самоумерщвления — ножи, петля, отказ от пищи и питья, перегрызенные вены, — весь этот примитив здесь не действовал. И тогда он решил вывести свой мозг из строя.

— Нет, не разбить голову, — предупредил Андре наши вопросы, — а перепутать схему коммуникаций и связей в мозгу, так сказать — перемонтироваться. Конечно, мозг — конструкция многообразная, нарушение его схемы в каком-то участке еще не вызывает общей потери сознания. Но все-таки вариантов неразберихи несравненно больше, чем схем, обеспечивающих сознание, и на этом я построил свой план.

— Так появился серенький козлик?

— Именно так, Эли. Я выбрал козлика еще и потому, что разрушители наверняка не видели этого животного и понятия не имели о сказочке со старушкой и волком, тут им не за что было уцепиться. А я думал о козлике наяву и во сне, видел только его… Что бы ни происходило извне, какие бы мысли ни появлялись во мне самом, на еду, на угрозы, на страх, на уговоры, на все я отвечал одной мыслью, одной картиной — козлик, серенький козлик… Я перевел весь свой мозг на козлика, все его уголки, все тайное и явное в нем работало на одного козлика. И мало-помалу существо с рогами и копытцами угнездилось в каждой мозговой клетке, отменило все иные картины, кроме себя, всякую иную информацию, кроме того, что он — серенький козлик. Я провалился в полную умственную пустоту, из которой вывели меня уже вы!

— Как ты мучился, Андре! — прошептал Лусин. В голосе его я слышал слезы. — Таких страданий!..

— Какая сила воли, Андре! — проговорил Ромеро. — Что вы изобретательны, мы знали все, но, признаюсь, я не ожидал, что вы способны на подобное воздействие на себя!

Я задумался. Ромеро и Лусин спрашивали, была ли у Андре аудиенция у Великого разрушителя и познакомился ли он с бытом зловредов, а он отвечал, что стремился выключиться из этого мира, а не распахивал на него глаза. Потом он оказал с упреком:

— Ты не слушаешь нас, Эли!

— Прости. Я размышлял об одной трудной проблеме.

— Какая проблема?

— Видишь ли, у нас выведена из строя МУМ. И вывели ее примерно твоим способом — перепутали схемы внутренних связей.

— Свели машину с ума? Забавно! А схему запутывания схемы сохраняли?

— Боюсь, что нет. Все совершалось в аварийном порядке. Возможно, кое-что Осима и Камагин запомнили из произведенных ими команд. Но когда я спрашивал, могли ли бы они восстановить ее, они отвечали, что нет.

— Можно подумать, — сказал Андре, зевая. — МУМ, конечно, не проще человеческого мозга, но и не намного сложнее.

— Не вздремнуть ли? — предложил Ромеро. — Все мы устали после сражения, а завтрашний день обещает быть тоже нелегким.

Ромеро, Андре и Лусин разместились неподалеку, и скоро до меня донеслось их сонное дыхание.

Я лежал и думал об Астре. Все утро я нес его на руках, и он был со мной, а потом шла битва, после битвы меня отвлекли разговоры с разрушителями и Андре — и я не вспоминал Астра. А сейчас, в непроглядной черноте печи, он стоял передо мной, и я разговаривал с ним. Он жалел меня. Отец, говорил он, нам с тобой просто не повезло, вот почему я и умер. Да, нам не повезло, соглашался я, вот видишь, мы победили врагов, и гравитация ослабела, как сегодня лихо летали ангелы, что бы тебе стоило погодить день-другой — и ты бы остался жив! Я не сумел, оправдывался он, не сердись на меня, отец, я не сумел — и это уже не поправишь! Это уже не поправишь, сынок, говорил я, это уже не поправишь!

Так я лежал, мысленно беседуя с сыном, пока меня вдруг не толкнула Мэри. Я приподнялся. Она сидела рядом, до меня доносилось ее неровное дыхание. Я дотронулся до нее, она с мукой сжимала руки.

— Что с тобой? — спросил я. — Почему ты не спишь?

— Перестань! — сказала она с рыданием. — Нельзя так терзать себя.

— С чего ты взяла? Просто я размышляю…

— Спи! — приказала она. — Обними меня покрепче и спи! Это безжалостно так… пойми!.. Я ведь тоже ни о чем другом не могу…

Я обнял ее. Она прижалась ко мне, и вскоре я услышал, как она опять молча плачет. Я дал ей выплакаться, лишь тихо гладил ее волосы. Она заснула внезапно, не то на полувсхлипе, не то на полуслове. Я подождал, пока сон не стал крепким, осторожно вытер мокрые щеки и положил ее голову себе на грудь, так ей было удобнее, чем на свинце. Во мне мутно путались воспоминания об Астре с заботами завтрашнего дня.