Голова Орлана упала. Это было так неожиданно, что я вздрогнул, а Мэри вскрикнула. Шея исчезла вся, а голова наполовину провалилась в грудную клетку, при этом раздался звук, как при ударе хлопушкой. Над плечами Орлана теперь торчали лишь лоб и два глаза, и эти не исчезнувшие остатки лица синевато пылали. Так мы впервые увидели, как разрушители выражают свое неодобрение и негодование.
— Я сообщу об этом Великому, — донесся из недр Орлана, словно из ящика, измененный голос.
— Пожалуйста, — сказал я.
Он собирался уходить, когда я задержал его:
— Можно задать несколько вопросов?
— Задавайте, — голова его возвратилась в естественное положение.
— Вопросы такие. Что вы собираетесь с нами делать? Кто такой Великий разрушитель? Откуда вы знаете, как меня зовут и кто я? Как вы обучились человеческому языку? Как вы проникли на наш звездолет?
— Ни на один из этих вопросов ответа пока не будет, — сообщил он, опять с хлопаньем втягивая голову в плечи. Но тут же возвратил ее в прежнее состояние. — А получите ли вы ответ потом, решит Великий.
Я снова не дал ему уйти:
— Тогда скажите, что мы можем и чего не можем делать?
— Можете делать все, что делали прежде, за одним исключением: доступ к механизмам корабля воспрещен.
— Раскройте стереоэкраны в обсервационном зале, — попросил я. — Надеюсь, вам не повредит, если мы полюбуемся светилами вашего красочного скопления?
— Светилами любоваться можно, — бросил он, упархивая.
В отчете Ромеро описаны те первые дни плена, когда мы еще находились на звездолете, — и наши тревоги, и недоумения, и овладевшее многими отчаяние, и бешенство, клокотавшие в других, и знакомство с суровыми стражами, и столкновения, неизбежно возникавшие между нами и ними. Из тех дней я всего яснее запомнил, что меня непрерывно грызли жестокие вопросы, я непрестанно искал на них ответа и ответа не находил, а на некоторые и сегодня, по прошествии многих лет, не могу найти ответа. И самым мучительным из вопросов была мера моей вины в том, что совершилось. Ни на кого ответственность я переложить не мог. Везде было одно: моя вина. Временами от этих мыслей сохла голова.
Лишь двум друзьям я мог поверить свои терзания — Мэри и Ромеро, и оба спорили со мной. Мэри видела лишь катастрофическое сочетание несчастных обстоятельств, Ромеро твердил, что психологию нужно оставить историкам, а мое дело — анализировать положение.
— Я понимаю, вам странно, что именно я обращаюсь с призывом забыть о психологии, — сказал он как-то. — Друг мой, копается много в прошлом тот, кто пасует перед будущим, а ваша область — будущее, уж таков вы. Давайте же распутывать загадки, поставленные появлением разрушителей.
Больше Мэри с Ромеро разобрались в моем состоянии маленький космонавт с Астром. Мы встретились с Камагиным возле обсервационного зала, и он остановил меня.
— Адмирал, — сказал он, волнуясь, — вы имеете все основания быть недовольным мною…
Я возразил:
— У вас еще больше оснований быть недовольным мною.
— Нет! Тысячу раз — нет! — воскликнул он. — Даже МУМ не предвидела того, что совершилось, а человек, вы или я, не больше чем человек. Я давно собирался извиниться, Эли…
Я отошел от него растроганным. В этот же день Астр сказал мне:
— Мне очень жалко тебя, отец!
Он сидел в моей комнате и смотрел стереоленту с видами Земли: пейзажи незнакомой ему планеты — Гималаи, Сахара, Восточный океан, стоэтажные здания Столицы.
— Почему? — спросил я рассеянно.
Мне вообразилось, что слова его имеют отношение к картинам.
— Я подумал, что не ты, а я адмирал, и что я сжег два своих корабля, а третий сдал в плен… И мне не захотелось жить, а тебе ведь хуже, ты — не играешь в адмирала…
— Играй, пожалуйста, в игры не выше солдата или инженера, — посоветовал я и вышел из комнаты. Я страшно разнервничался.
В обсервационном зале мы видели изо дня в день одно и то же: яркие звезды, зеленые огни эскадры.
То ли разрушители не хотели, чтобы мы разобрались в астрографии их полета, то ли механизмы корабля разладились, но трудно было понять, куда и с какой скоростью движется вражеская эскадра. Ясно было лишь, что наш звездолет несется в центре флота, на всех сторонах сферы сверкали вражеские крейсера. Осима доказывал, что такая дислокация сделана не для охраны «Волопаса», а чтоб обеспечить его движение — чужие корабли своими полями тащили наш звездолет за собой.
Оранжевая понемногу отклонялась от оси полета. В зените появилась другая звезда, горячей, почти синяя, но неяркая. Со временем и она осталась в стороне, а приборы показали, что звездолеты выбрасываются в эйнштейново пространство. Мы снова увидели — уже в оптике — малоприметное белое светило и темную планетку, ее спутника.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу