Сергей Снегов - Люди как боги (трилогия)

Астр свободное время проводил в обсервационном зале. Когда мы встречались, он давал мне пылкие советы, советы были не хуже других, не хуже моих собственных решений. Пусть не поймут меня превратно, я не хочу сказать, что он был гениален, нет, напротив, все мы, участники экспедиции, были средними людьми, о чем ныне стали забывать, изображая нас чуть ли не титанами, — дорасти до нашего уровня было не сложно.

— Ты напрасно взрываешь два корабля, отец, — убеждал меня Астр. — Так ослаблять свою ударную силу! Три корабля или один!

— Три корабля больше, чем один, — согласился я. — Но у нас нет другого выхода.

— Есть! Захватите корабли врага. Пусть они, а не мы, увеличивают собой мировое пространство!

Я любовался им. Стройный и сильный, он уже доставал головой мне до уха — веселый, живой, сообразительный мальчишка. И просто удивительно, как он походил на меня. Я иногда раскладываю на столе его фотографии и свои в том же возрасте, и сам затрудняюсь, где он и где я. Отличие лишь в том, что он красивей меня.

— Да, захватить корабли противника! — сказал я со вздохом. — Беда в том, что они не дают приблизиться к себе. Погуляй, сын, нам нужно с мамой поговорить.

— Я пойду в обсервационный зал, — сказал он. — Три крейсера противника в направлении на ядро Галактики недавно стали сближаться с нами. Я говорю о «Смирном», «Трусливом» и «Дрожащем». Проверю, продолжается ли сближение.

Он проворно убежал. Он знал в «лицо» все крейсера разрушителей, ни один из нас не мог похвалиться таким умением различать каждую из этих однообразно зеленых точек. Он называл их по-своему насмешливо.

— Не скрывай ничего! — потребовала Мэри. — Дело идет к гибели, да?

— Кризис, Мэри, — сказал я. — После кризиса или спасаются, или погибают. Терять бодрость не следует, но и быть ко всему готовыми — надо.

Она обняла меня, прижалась ко мне.

— А если что-нибудь случится… — проговорила она изменившимся голосом. — Ты не простишь, что я взяла Астра!

— Астр такой же человек, как и все мы. И если придется умирать, он умрет не раньше нас с тобою.

Она оттолкнула меня, долго вглядывалась в мое лицо. В ней совершился очередной скачок настроения, я предчувствовал бурю. Но она сдержалась.

— Удивительный вы народ, мужчины, — сказала она только. — Все у вас звучит математическими формулами. Умрет не раньше нас с тобою — это так утешительно, Эли!

— Если я скажу по-иному, ты мне не поверишь…

— Скажи, может, и поверю!

— Ты тоскуешь по неправде, Мэри? Жаждешь обмана?

— Какие напыщенные слова — тоскуешь, жаждешь! Ничего я не жажду, ни о чем не тоскую. Я боюсь, можешь ты это понять?

Я не стал продолжать этого разговора.

На улице внутри корабельного городка ко мне присоединился Ромеро, он тоже шел на совещание командиров. Думаю, он отлично разобрался в моем состоянии. Хоть слова его и были полны иронии, ни в голосе, ни в лице его иронии не было. И оказал он то, что я сам себе говорил:

— Дорогой Эли, не завидуете ли вы вашим воинственным предкам, воевавшим без семей?

— Может быть, — сказал я сдержанно.

Ромеро продолжал со странной для него настойчивостью:

— Я бы хотел опровергнуть вас, любезный Эли. Мы иногда судим о предках общими формулами, а не конкретно. Им часто приходилось сражаться, защищая своих детей и жен, и они тогда сражались не хуже, а лучше — яростно и самозабвенно, жестоко и до конца, Эли!

Не убавляя шагу, я бросил за него быстрый взгляд. Вера была в эскадре Леонида. И детей у Ромеро не было, он не мог говорить о своих детях.

Он шагал рядом со мной, подчеркнуто собранный, жесткий, до краев напоенный ледяной страстью, он с чем-то яростно боролся во мне, а не просто беседовал, таким я видел его лишь однажды — когда он пытался завязать драку из-за Мэри.

Он поймал мой взгляд и не отвел потемневших глаз. Я сухо проговорил:

— К сожалению, должен ответить вам общей формулой. Мы будем сражаться яростно и самозабвенно, жестоко и до конца, Павел. Но не за одних своих детей и жен, даже не за одно человечество — за всех разумных существ, нуждающихся в нашей помощи.

Я был уверен, что он обидится на такую бесцеремонную отповедь, но он успокоился. Если и был среди моих друзей непостижимый человек, то его звали Ромеро.

В салоне я прежде всего посмотрел на экран. Звездные полусферы пылали так, что глазам становилось больно. Красные, голубые, фиолетовые гиганты изливались в неистовом зиянии, а среди этих небесных огней сверкала искусственные, их было больше двухсот — зловещие зеленые точки, пылающие узлы сплетенной для нас губительной паутины. Оранжевая была в неделях светового пути, она казалась горошиной среди точек. Я хмуро любовался ею.