Марк Романов - Суд Проклятых

— При наличии слабо бронированного и легковооружённого противника — триста единиц перед потерей автоматической группы, — Романов с благодарностью за сведения взглянул на капитана «Искандера». — В случае спецхрана и наёмников — до ста пятидесяти единиц, при подключении огневого резерва и минимальной поддержке с воздуха можем выйти на двести единиц… При использовании противником тяжёлой техники и штурмового оснащения уровня войск Протектората — до семидесяти единиц. Фокусирование огня и распределение приоритетных целей по степени опасности — рекомендуется. Но если нам на голову сверху летуны нагадят, нам, простите уж, никакая броня не поможет. Мы просто квакнемся в анналы истории.

— А если, к примеру, придётся брать штурмом укрепления? — Сандерс оживился и вызвал на голоэкраны схемы сооружений, планетарных и орбитальных. — Справитесь?

— С вероятностью шестьдесят процентов… — Романов быстро изучил планы и разрезы зданий. — Вооружение и костюмы у нас, в основном, наступательные, и предназначены для открытой местности. В узких коридорах и галереях потери автоматов будут выше, и управлять ими сложнее…

— Смею надеяться, до того не дойдёт… — начальник базы снова ущипнул себя за бородку, и вальяжно взмахнул рукой. — Полковник, назначаю вас командующим десантной секцией, и наделяю всей полнотой полномочий. Готовность два часа, по готовности — доложить. Капитан Реверс, благодарю вас за помощь…

— Да на здоровье… — ответил Александр, кивая Романову и направляясь к выходу. — Марк, пойдёмте, нас ждут великие дела…

— Так точно, господин капитан второго ранга! — Романов отдал честь, и последовал за капитаном «Александрийской Рулетки».

— Удачи, полковник… — тихо проговорил ему вслед Сандерс, зная, что Марк прекрасно его слышит. — Она нам всем понадобится…

20.3. Конец Канцлера

28 августа 2278 года.

Вырванная зарядом метапластида старинная шлюзовая бронедверь, глухо ухнув, рухнула всеми своими двумя тоннами искорёженного металла на покрытый облезшим пластиком пол. Вверх взлетели клубы пыли и мелкой крошки сгоревшего во взрыве пластобетона, заполнив весь объём шлюзовой камеры убежища Канцлера непрозрачной белой взвесью, сквозь которую с трудом пробивались лучи мощных галогенных светильников.

Когда-то здесь была база проекта «Марс-2100», от которой остались только сухие пещеры, вырубленные в теле древней красной скалы. Потом, при преобразовании планеты по земному типу, начавшемся в конце двадцать второго века, каверны залили бетоном и оборудовали шлюзовую камеру, реакторный отсек, в котором и по настоящее время осталась сильнейшая наведённая радиация, хранилища, жилые отсеки, и прочее необходимое для жизни сотни учёных-терраформистов. Спустя годы это убежище служило пристанищем контрабандистам, Церкви Алой Скалы, колонистам третьей волны, силам Протектората и, наконец, десятилетие назад стало запасной Ставкой марсианского Правительства, о которой знали немногие.

В шлюзовой камере, раздвигая не успевшую осесть пыль коконами силовых щитов, появились два тяжело вооружённых штурмовика в серой броне, осторожно ступавшие по осколкам бетона и металла, поводя по сторонам широкими раструбами полевых дезинтеграторов. За ними, прижимая к лицу кислородную маску, вошёл высокий широкоплечий мужчина в дорогом тёмно-вишнёвом с золотом камзоле, слегка истрёпанном и немного измазанном в какой-то гадости. Он осмотрелся по сторонам, и, сверившись с коммом, уверенным движением приказал солдатам двигаться дальше.

Следующая дверь, тоже механическая, как и большинство дверей в помещениях убежища, развеялась серебристым прахом под синхронными вспышками дезинтеграторов, пропуская увешанных оружием бойцов с эмблемами Спецхрана и правительственной охраны, за которыми неспешно двигался их командир в своём нелепом камзоле, изрядно припорошённом пылью. Давя скрипевшими ботфортами ошмётки пластика и стеклопанелей, он ненадолго остановился, прислонился к стене и достал из внутреннего кармана массивную флягу, блеснувшую тусклым золотом. Сдвинутая на широкий лоб маска открыла массивные черты лица, искажённого гримасой ненависти.

Гаррисон гулко глотнул из фляги, и, пряча её обратно, внутренне пожалел о том, что здесь не получится покурить сигару — не время, да и, честно сказать, не место. «Когда идёшь на медведя с одной рогатиной, не время мечтать о тёплом унитазе и любимых шлёпанцах, — подумал он, переводя дух. — Так ещё мой прадедушка говорил, упокой Ушедшие душу этого засранца… Интересно, кто такой этот медведь, и на кой чёрт ему рогатина?»