Уильям Квик - Заложник вчерашнего дня

Рука Томаса метнулась в быстром, неуловимом движении, и его клинок полоснул по горлу юноши. Томас издал низкий, волчий рык, и отвел руку для последнего удара. Гарри смотрел на него сквозь мглу своей собственной крови. Мужчина медлил.

— Я хочу насладиться этим, — кровожадно сказал он.

Гарри почувствовал, как сквозь рану в его горле со свистом вырывается воздух. Выдох походил на красный фонтан, словно длинные, холодные пальцы вонзились в грудь и сильно сдавили сердце. Ноги затряслись. Нож в руке стал необычайно тяжелым.

— Только один из нас. Я.

Гарри покачал головой. Кровь его капала на артефакт и каждая капля, шипя, пузырилась мгновение, как на раскаленной сковородке, затем исчезала, словно металл всасывал саму сущность Гарри.

И вдруг артефакт вернул ее назад.

Волна энергии рванулась из куба в пальцы юноши. Томас, вероятно, что-то почувствовал, так как резко посмотрел вниз. Глаза его утратили зловещий блеск, кожа стала серой и дряблой, внезапно постаревшей.

— Нет, — сказал он.

— Да, — ответил Гарри. Их взгляды встретились. — Только один из нас. Но не ты, а я. И артефакт знает это.

Томас с заметным усилием поднял руку с ножом. С лезвия на куб посыпались раскаленные брызги малинового цвета, но движение было каким-то замедленным, словно смазанным. Мышцы его лица исказились в страшном напряжении, зубы оскалились, как у черепа, лишенного плоти.

Из глубин подсознания Гарри начали медленно подниматься воспоминания о том, что произошло до его рождения и более поздние события, ставшие частью его существа, частью, на которую не рассчитывал Томас.

Юноша смотрел на него сквозь кровавый туман. Он держал в руке нож Фрего, а ощущал тонкую нить, тянувшуюся куда-то в невообразимую даль, в места, возможно, никогда не существовавшие во времени и пространстве. Он чувствовал неразрывную связь себя с Гартом, Фрего, со всеми ними. С беднягой Чазмом, Джеком, зеленоглазой Глорией. С триллионами живых мыслящих существ — причудливой комбинацией молекул и нейронов, представляющей из себя бесконечную загадку разума.

Он вспомнил все: жизнь, смех, любовь.

Вспомнил Шер.

Эрл Томас еще раз попытался поразить его своим клинком.

— Я — человек, — торжествующе произнес Гарри, поднял нож и с силой вонзил сияющую сталь в горло своего брата.

Артефакт запел.

Гарри взглянул в лицо Томаса, упавшего на колени. Рука юноши сжимала нож, лезвие которого по самую рукоятку погрузилось в горло мужчины под самым подбородком.

— Нет, — сказал Томас клокочущим голосом.

— Я — Человек, — повторил Гарри.

Глаза Томаса выпучились, губы шевелились, из уголка рта текла тонкая струйка крови.

— Не человек, — пробулькал он. — Нечто другое, как и я.

Гарри почувствовал невыразимую грусть. Артефакт пел свою победную песню, то затухающую, то вновь вздымающуюся.

— Слишком поздно, — Томас попытался улыбнуться. — Ты по-прежнему многого не знаешь.

— Ошибаешься, — покачал головой юноша. Он убрал руку с рукоятки ножа. — Я только что вспомнил.

Глаза Томаса потухли. Он хотел сказать еще что-то, но не смог. Темная жидкость хлынула у него изо рта и нож в его глотке ярко вспыхнул.

Затем Томас исчез.

Артефакт пропел ему прощальную песню.

В бескрайней структуре небытия появилась легкая рябь. Появилась она случайно. Это была работа квантовых законов.

Форма артефакта начала меняться. Он медленно вырос вокруг Гарри, превратившись в огромную сияющую решетку, которая баюкала его, как в колыбели, успокаивала, отгоняя все страхи, исцеляя извечную рану. Воображаемая конструкция в воображаемом месте, она, однако, была реальной. Где-то, знал Гарри, она была реальной. Из пустоты, сквозь перекладины решетки, полился яркий свет, колющий кожу острыми иголками, проникающий в каждую клеточку тела, заполняющий Гарри, как прозрачную чашу.

И тут он все вспомнил. Впечатление было такое, будто двери его разума, запертые до этого момента, вдруг широко распахнулись. Облако, окутывавшее его память, рассеялось без следа. Он закрыл глаза и его понес поток воспоминаний.

Многие философы задавались вопросом, способны ли люди постичь величие Вселенной. Она ведь так необъятна, так невероятно сложна. Но, по сравнению с человеческим мозгом. Вселенная — лишь детская игрушка. Возможные соединения между нейронами, их переплетения и взаимодействия превышают число атомов, существующих в пространстве, протянувшемся на многие и многие световые годы. Жизнь — порождение Вселенной, а разум — ее зеркало.