Недолго — всего четыре дня — единственными жителями Новочеркасска были искатели с Кубани. Диверсионно-разведывательный отряд Содружества, доставивший в Новочеркасск 300-килотонный фугас. Придя в город 4-го июля и передав в Свободный шифрованный радиосигнал, они получили ответ и стали ждать указаний Комитета, попутно доразведывая город и окрестности. 7-го поступил приказ: подготовить подрыв на 12:00 следующего дня. Место к тому моменту уже выбрали, — минировать решили колокольню Вознесенского собора — и фугас установили быстро, менее чем за час. Уложили двадцатисемикилограммовую сферу в специально принесенный на колокольню деревянный ящик, подперли аккумулятором, к которому подключили таймер, выставили на таймере время, затем вставили в оба имевшихся на сфере разъема специальные штекеры с проводами от таймера, накрыли ящик крышкой. Уходя, точно заложенными зарядами пластита обрушили ведущую на колокольню лестницу и завалили вход. В четыре часа пополудни отряд покинул Новочеркасск в направлении станицы Заплавской и, проехав до темноты шестьдесят километров, через станицу Багаевскую, хуторá Белянин, Безымянный-8 (бывший Краснодонский) и Усьман, на ночь встал в небольшом посёлке Междупольном, заброшенном, как показалось искателям, еще до Войны. К полудню 8-го числа отряд преодолел по мертвым дорогам Ростовской области еще порядка сорока километров и в 12:00, когда на колокольне Вознесенского собора вспыхнуло маленькое солнце, был на южной окраине города-призрака Зернограда. До эпицентра взрыва по прямой было ровно шестьдесят шесть километров.
В доли секунды собор исчез, а на месте собора возникла огненная полусфера, которая стала стремительно расти и в следующий миг поглотила площадь с её памятниками — Ермаку, завоевателю Сибири, казаку-генералу Бакланову, герою Кавказской войны и поздний предвоенный новодел в честь воображаемого воздвигшими его черносотенцами так называемого «примирения и согласия» между красноармейцами и белобандитами, — затем настал черед близстоящих домов. Радиус полусферы, внутри которой сгорело, испарилось, разлетелось прахом все — дома, деревья, улицы с дорожным покрытием и стоявшими на них остовами машин — достиг восьмисот метров. Дальше начиналась полоса сильных разрушений и пожаров, охватившая весь Центральный район города, на севере, востоке и юге доходившая до устьев рек Тузло́в и Аксай, а на востоке — Троицкой площади и начала Баклановского проспекта. Оказавшиеся у границы огненной сферы здания — в основном кирпичные, в два-три, реже в пять этажей — разлетелись словно были сделаны из трухи и держались до этого каким-то необъяснимым, чудесным образом. Домá, что стояли дальше, лишились крыш и верхних этажей, превратившись в развалины, занялись огнем. В считанные секунды Новочеркасск запылал, а над местом, где только что возвышался Вознесенский собор, — некогда кафедральный и даже патриарший, пусть и без куполов, кои снесло волной от воздушного взрыва над Хотункóм в 2019-м, — стало стремительно расти черное грибовидное облако.
Ростов-на-Дону, Новый Город, подвал Рейхстага, вечер
Для Андрея Владимировича Беленко — волхва Белогора, священника Рода Единого, ведающего Явь, Правь и Навь, уважаемого в Рейхе старца и советника самого Фюрера, в прошлом старшего лейтенанта Федеральной службы безопасности ныне несуществующего государства Российской Федерации, предателя и перебежчика, мародера и кровавого убийцы (в Новом Славянском Рейхе Андрей Владимирович не приносил человеческих жертв, поскольку в обрядах этой родноверческой общины человеческие жертвоприношения не были приняты, и о жреческой практике Андрея Владимировича никто в Рейхе не знал) — для Андрея Владимировича Беленко стало неожиданностью то, что, вместо кабинета Фюрера, куда его пригласили, и куда он намеревался беспрепятственно пройти как обычно, его, предварительно обыскав и разоружив, с порога препроводили в подвал Рейхстага.
В подвале Беленко провели по длинному, освещенному тусклым электрическим светом коридору в прямоугольную комнату, стены и пол которой были выложены керамической плиткой. До Войны здесь были душевые, от которых теперь остались только трубы с заглушками и единственный металлизированный шланг с лейкой возле зарешеченного слива в полу. Над сливом под потолком тускло светился забранный металлической решеткой плафон из толстого мутного стекла. Единственный исправный. Два других плафона были без решеток, стекол и ламп, — одни железные чаши с цоколями.
Читать дальше