Дмитрий Коробкин - Мастер третьего ранга

— Ты чего долго так? Я пару раз заглядывал, вниз, мне вроде показалось, что ты разговаривал с кем-то.

— Да с Дедушкой болтал, — улыбался Иван.

— С каким? — не понял Юра. — С нашим что ли? — Указал он на перстень.

— Нет Юр, с Де — душ — кой! Понял?

— Да ну? С лешим?

— Нет, леший это леший. Мне встретился Дедух. Дедов наших дух. А это иного рода сущность, что-то вроде воплощения наших пращуров. Лешие пакостники. А дедуля серьезный, если хорошо себя ведешь, и он к тебе по-хорошему, а нет, тогда бойся. Хороший такой старичок, мне по нраву.

— И чего он от тебя хотел?

— Да ничего. Он бедняга пару дней у мотовоза околачивался, хотел лохмотья свои сменить, да разрешить взять, или подарить ему одежку некому было. К себе на мед приглашал кстати.

— Ага, знаем мы этих Сусаниных, — иронизировал подмастерье. — В болото заведет, и поминай, как звали.

— Нет, дедуля не такой. И если бы не дела, то я с удовольствием у него погостил.

— В болоте.

— Дурень ты Юрка, — вздохнул Иван, и полез в багажник, в поисках шнурка. — Не все духи стихий и природы злые. Если ты со злом в душе, то и они к тебе со злом. Никогда не мети всех под одну гребенку.

Наш мир таков, каким мы его видим по натуре своей. И каждый из нас видит не один и тот же мир, а именно свой персональный, кто-то ласковый и светлый, кто-то нудный и унылый, кто-то жестокий и грязный. Твой мир таков, каков ты есть сам.

Кто-то проклинает дождь, потому что слякоть, грязь и холод. А кто-то ему искренне рад, потому что он идет на растущие всходы, поднимается рожь, расцветают цветы, наливаются соком ягоды и фрукты.

Так и с духами природы. Если ты подсознательно держишь в душе зло, но мнишь себя образцом праведности, то встреченный дух будет твоим истинным отражением, подлым и злым.

— Значит ты у нас праведник? — подстегнул Ивана ученик.

— Нет. Такой же грешник, как и все, даже хуже. Просто не боюсь признаться в этом, в первую очередь себе. И не пытаюсь казаться лучше, чем я есть, для других. Быть и казаться, разные вещи, что приводят к внутреннему конфликту, от которого загнивает разум и душа. А я, такой как есть. Не нравлюсь, дело ваше.

Иван привязал шнурок к подаренному Дедушкой оберегу, проверил, как все держится, и передал его подмастерью.

— Вот, надень — ка!

Подмастерье взглянул на вещицу и удивился. Это была просто косточка, вросшая в кусок корня. Она была помещена в небольшое умело сплетенное из лозы, колечко. Все это представляло собой равноконечный крест в кольце.

— Что это? — спросил он мастера.

— Оберег. Дедуля подарил. Ты не смотри, что он неказистый такой, в нем большая сила. Так что надевай на шею. Увижу, что снял, уши оторву!

— Тебе же подарил, вот ты и носи. — Протянул он оберег наставнику.

— Нет, это как раз для тебя. И хватит пререкаться. Надевай, и поехали, до ночи нужно еще место для ночевки отыскать.

Спустя какое-то время, охотники обнаружили еще один мотовоз, который на сей раз был разграблен подчистую. Брезент фургона был заляпан кровью и изрешечен дырами от пуль. Но снова никаких тел. Если их не сожгли, а бросили в лесу, то следовало споро осмотреться и уматывать оттуда поскорей. Близился вечер, а большинство перерожденных ночные хищники. И как только наступит ночь, игра будет уже на их поле и только по их правилам. Иван наскоро порылся в остатках добра, но оружия и патронов не нашел.

Оружие нашлось за километр от брошенного мотовоза.

У самого уха просвистела пуля, а уже после донесся звук выстрела. Иван резко вывернул руль, чуть было, не съехав в кювет, и соскочил с мотоцикла. У Юры была оцарапана щека и выступила кровь, но он не растерялся, тоже быстро соскочил и присел за транспорт.

Гром залился лаем, который стали перекрывать учащающиеся выстрелы из сумрака леса.

— Юра, уходим от мотоцикла, ни-то его в решето превратят! — крикнул Иван и тут же подал пример, стартовав к ближайшему валуну.

Над пригнувшимся подмастерьем, градом летели пули. Они впивались в грязь. С треском срывали кору с деревьев над головой. Проносились над сгорбленной спиной, и со свистом уносились дальше в лес. Юра с бешено колотящимся сердцем, в целости добежал до валуна и шлепнулся рядом с крепко сжавшим шестиствол Иваном.

По ту сторону дороги полыхнуло, огнем, раздались душераздирающие вопли, и через несколько секунд к ним присоединился вздыбленный пес.

Ветер донес запахи паленого мяса.

— Блин, — стирая с царапины на щеке кровь, злился подмастерье, — Чего им надо?