Дмитрий Коробкин - Мастер третьего ранга

— Спасибо, хозяин!

Валентин шел осторожно, держась от проклятого поля на расстоянии. Почти крался, чтобы не шуметь. Вот показались кусты перед каменной площадкой. Громко в сыром, прохладном воздухе шумел водопад. Он развел дулом ружья кусты и увидел на площадке облаченную в накидку травницу.

— Где мастер? — выйдя из кустов, огляделся Валентин.

— Там, — еле слышно из-за шума воды ответила травница и указала на водопад.

— Как? Что случилось? — растерянно говорил он, направляясь к краю обрыва.

Во мраке, на фоне водной пены, виднелось темное пятно человеческого тела, нанизавшееся на заострившиеся скалы.

— Почему он там? — спросил Валентин, и тут же разъярился. — Какого хрена? Я куда говорил его столкнуть? В поле, а не со скалы.

— Но он тяжелый. Вот как-то так, — тихо ответила девушка.

— Ладно, хрен с ним. Что — ни будь придумаем. А эти двое на мотоцикле?

— Плавают в реке. Макар устроил им засаду. Мотоцикл тоже утопил.

— Все. Мастер свалился со скалы, помощники пропали. Конечно люди не дураки. Додумаются, что мы их убили. Но у нас есть время, чтобы продать что сможем, и уехать отсюда. Мельницу и без поля с руками оторвут. Все, уходим отсюда. — позвал он и взял ее за руку.

Но девушка не двинулась с места. Он потянул сильней, и тут в его затылок уткнулся пистолетный ствол. Валентин замер.

— Брось ружье! — приказал Иван. — Медленно, ни то нечаянно нажму на курок.

Валентин уронил ружье на камень. Девушка сняла капюшон. Это была Марья.

— Руки за спину урод.

Валентин послушно сделал, что сказано.

— Юра, кандалы.

Из кустов вышел подмастерье и застегнул на руках злодея грубые, посеребренные кандалы, для оборотней. Валентин молчал, опустив голову, но вдруг расхохотался.

— Суки! А — а — а! Развели как лоха! Откуда же вы взялись на мою голову? — но вдруг он встрепенулся. — А Нина где? Тоже повязали? Да?

— Ты ее только что видел, — бесцветным тоном ответил Иван, — там, внизу, на скалах.

— Тварь! — вскричал Валентин, и рванулся, но Иван натянул кандалы и ударил его под колено. Валентин упал на колени и зарыдал. — Твари! Твари! Бабу то за что? Как ты пронюхал? Как узнал?

Иван бросил его руки, и, обойдя навис над ним.

— От твари слышу! От самой последней, мерзкой, распоганой твари! Встань мразь! — Валентин поднялся с колен. — Бабу за что? А за что ты убил свою беременную жену? — он ударил его под дых, выбив дух. — Мать твоих детей! Ту, что тебя на ноги подняла, что кормила и одевала? — Иван добавил, снова.

Валентина скрутило, он сипел, не мог вздохнуть, а Иван снова занес кулак.

— Ваня, не надо! — вмешалась лекарка. — Брось его. Не марайся.

— Надо, — Иван ударил его в лицо, и Валентин снова рухнул на колени. — Я тебя спрашиваю мразь, за что ты жену убил? — взял он его за челюсть и поднял голову.

— Она узнала о нас с Ниной, — всхлипнул Валентин. — Догадалась, что мы ее понемногу травили. Она забрала бы все. Все! Все принадлежало ей!

— Сейчас она заберет и тебя, — холодно процедил Иван. — В радости и печали, в богатстве и бедности, в болезни…

Валентин с исступленным криком рванулся к обрыву, но Иван поймал его за трещащую рубаху и рванул назад.

— До смерти и после нее, — твердил мастер, толкая к полю упирающегося гада. — Юра, уведи Марью!

— Иван! Иван, ты с ума сошел? — понимая, что сейчас сделает Иван, запричитала Марья. — Ваня не надо, пусть его люди судят. — Но Юра схватил ее за локоток, и поволок силой через кусты. — Ваня!

— Нет! Нет, я не хочу! Нет, я все расскажу, во всем признаюсь! Нет! Сжалься. Пощади мастер! — срывал голос Валентин.

— Ты сжалился? Ты пощадил? Жадная тварь! Ты лишил детей матери, ты убил не родившегося ребенка. Пришла пора с ним познакомиться. Жанна! — закричал мастер в поле. — Я предаю суду, твоего мужа, отца твоих детей! Твой приговор?

Перед ними стал медленно вырастать земляной холм. Ссыпаясь, земля оголяла несчастную жертву, превращенную в беспокойное чудовище. Валентин исступленно кричал и вырывался. Но Иван крепко держал его перед полем.

Жанна нависла над ними. Она казалась еще больше и ужаснее чем прежде.

Иван, не просто был уверен, он знал, что чудовище его не тронет. В мастере горело пламя праведной злости, такое же, как и в несчастном чудовище. Он чувствовал намеренья Жанны на телепатическом уровне.

Она стояла, свесив когтистые руки, а из живота стал появляться ставший паразитом ребенок. Высунулись ручки разводящие крепкую чешую, следом, окостеневшая головка, а после, и все уродливое тельце.