Дмитрий Коробкин - Мастер третьего ранга

— Вань, — позвал подмастерье, перебив зарождающиеся вопросы.

Мастер прошел в голый дверной проем, за которым мелькал луч фонаря. За ним было еще одно кубическое помещение с дверью, заполненное мусором, сопревшими обрезками проводов, и прохудившимися от коррозии металлическими шкафами с электронной начинкой.

— Логово мизгиря, — мотнул Юра головой в угол за один из шкафов.

Там будто поленья, были аккуратно сложены иссушенные мумии — жертвы мизгиря.

— Раз — два — три… — стал считать он тела. — Двенадцать. Двенадцать тел. И что, никто не всполошился? Дюжина человек пропала.

— Похоже, всполошились, — осматривая одну из лежащих сверху мумий, вздохнул Иван. — Но это не помогло.

Под слоем пыли и штукатурки нельзя было сразу узнать темно — зеленый мастерский мундир. Да и если бы не блеск бронзового жетона, Иван и не понял бы, что эта мумия принадлежит одному из братьев.

Он осторожно отколол жетон.

Два меча, щит с руническими знаками посредине, взятые в кольцо, или же букву «о». Все это вместе значило «ОМ»: Обитель Мастеров.

— Так вот где ты сгинул, ученик, — произнес мастер, читая выбитое на ободке жетона имя и прозвище.

— Кто это?

— Михаил Пригоршня. Твой предшественник.

— Серьезно? — приподнял бровь Юра. — Опытный мастер, и извини, гробанулся на мизгире? Да ну, быть не может.

— Всякое бывает. Умереть можно и от ржавого гвоздя. Другой вопрос, что он искал в этом Богом забытом городишке?

— Наняли.

— Нет, Миха на шелуху не разменивался. Он тесно сотрудничал с технократами, охранял раскопки руин древних городов, помогал с поиском старых, редких технологий. Охота в последние годы его мало интересовала. Последнее время он был одержим идеей, что установка «Братский Круг» не единственная в своем роде.

— Ну, мало ли, — пожал плечами подмастерье. — Поиздержался мужик, решил на легком дельце денежку срубить. — Парень присмотрелся к трупу. — Я помню, он был как бы шире.

— Мизгирь выпил все, включая мышечную ткань. Остались буквально кожа да кости.

— Что делать будем? — воззрился парень на хмурого мастера. — Хоронить надобно. Ты ведь его здесь не…

— Брошу, Юра. Брошу. Я вернусь позже, а если нет, то этим займешься ты.

— Чего вы здесь так долго? — позвала вошедшая Настя.

— Ничего, — сухо отозвался Иван, смотря на ссохшиеся трупы. — Идем дальше.

Он толкнул хилую по виду, жестяную дверь. Она не сдвинулась ни на миллиметр. Мастер навалился плечом, как следует. Жесть прогнулась, оторвался нижний угол, но на этом все.

— Давай на раз? — предложил Юра.

Они вдвоем налегли на жалобно заскрипевшую жесть. Дверь поддалась, но тут же с хлопком встала на место. Только с третьего раза, после металлического грохота, она, наконец, распахнулась. Из следующего помещения повалила ржавая пыль, и ударил в нос, менее удушающий, но не менее противный запах смерти.

— А вот и мизгирята, — заметил подмастерье, перебираясь через поваленный шкаф, которым была подперта дверь.

По пыльному полу были разбросаны, разорванные автоматными очередями тельца с длинными конечностями. В углах громоздились кладки с раздавленными, крупными яйцами мизгиря. Мертвые зародыши присохли к желтым скорлупам. Посреди комнаты лежал скорчившийся, иссушенный труп незадачливого папы — мизгиря, которого прикончили свои же новорожденные детишки.

— Боже, какой кошмар, — скривилась Настя, громко икнув.

Впрочем, Гром тоже заворчал и стал скулить от ударившего в ноздри, резкого запаха. Полынь по обыкновению не выражала совершенно ничего. В последнее время ее красивое личико не выражало никаких эмоций. Что не происходило — бы, она хранила равнодушие, и смотрела на все с полнейшим хладнокровием.

— Ничего страшного, — отмахнулся Юра.

— Я имею в виду, что кошмар был бы, если бы вылупились остальные, — рассматривая остатки крупной кладки, подметила Настя.

— Вань, это самая крупная кладка, которую мы видели, да?

— Я видел и больше. Намного. Но это не страшно, ты же знаешь, повадки мизгирей.

— Да, — подтвердил ученик. — Сколько бы их не вылупилось, остаться должен только один.

— Ладно, пошли дальше, — позвал Иван.

— То есть? Не поняла, — обратилась к парню колдунья.

— Вылупившись, эта мерзость расползается по логову в поисках еды, — объяснял он, тихо ступая за наставником, — и первой пищей которую они находят, становятся родители. Едят они много, но редко, и в основном нападают на первого же подвернувшегося зеваку. То есть на своих братьев и сестер. В итоге остается один мизгирь: самый сильный и ловкий. Это длится неделями, а то и месяцами. Потому о кладке и том, что происходит в каком — нибудь подвале, долгое время никто не подозревает.