Григорий Ярцев - Хроники Каторги - Цой жив еще

- Она приманит самцов.

Не могу заставить. Моих сил не хватит.

- Я сам. Просто покажи, где найти.

Это могу.

- Нужно два бурдюка, - добавил искатель. - Один с водой, другой пустой, но побольше.

Хочешь убить?

Искатель сначала кивнул, и только потом ответил «Да».

Один не сможешь.

- Смогу. Умирать не сложно.

Интерес того, что собирался проделать прогонял всякий естественный страх. Он не знал, получится ли, а если получится, то в точности так, как рассчитывал, или как-то иначе? Искатель поделился мыслями и с Матерью, надеясь, что она разделит энтузиазм.

Будет тяжело.

- А кому сейчас легко?

Ядро отключится и что-то утратит. Может. Твой слепок. Может. Других.

- Других? - искателя швырнуло за черные стены Обелиска в мелькавшую всеми оттенками зеленого Каторгу. Он оказался и внутри, и снаружи одновременно. Неряшливыми мазками на схлестнувшихся пластах земли вырастали сбившиеся в кучки болвашки. Слепки, как называла их Мать, всех до единого призвали, когда Всадники Апокалипсиса обрушились на Землю, и они шли к нему, разбросанные по всему миру, как корабли идут на свет маяка, с единственной целью: шокировать человечество сокрытым в них потенциалом. - Что с ними станет? - некоторые образы слепков, тесно связанных с Ядром, рассыпались прахом и ветра унесли их. - А со мной?

Должен быть там, но там тебя нет. Что-то случилось. Что - не понимаю. Физическую оболочку не потеряешь - «того» не вернешь. Такое возможно.

Цой в последний раз вспомнил бледное и надменное лицо скульптурной лепки, прекрасное лицо пепельноволосой, чье имя осталось загадкой, и каждое мгновение, подведенное ими в поединке взглядов. Один смотрел, пытаясь вспомнить, другая - подчинить. Из всех ускользавших воспоминаний почему-то заботило только оно.

Вспомнил и забыл.

- Два бурдюка, - повторил искатель, окончательно освободив мозг от оков памяти, и перетянул ранец на грудь, желая отыскать ягоды кровоглаза, но обнаружил лишь смятую в кашу мешанину кожицы и мякоти. Выскреб все, что смог и завернул в лист. Когда необходимое принесли, Мать без труда отыскала самку беса, за которой он и отправился.

Влекомый запахами искатель бежал по тоннелям быстро и почти бесшумно, как умел. Из стен проступали лица, пытаясь вырваться из опутавших фосфоресцирующих жил бледно-синего света, казалось, еще немного и оторвутся от поверхности. Одни лики большие, другие - меньше, но каждое выглядело одновременно печально и озлобленно, будто когда-то давно он причинил им вред и много боли, а они до сих пор не забыли и помнят. Зажмурился, потряс головой, прогоняя из головы очередной несвязный бред, сосредотачиваясь на запахах, ведущих к Ш'Айаб. Остановился, когда руку свело судорогой - нечистота отвоевала себе еще немного его.

- Когда окрепнет?

Мать не могла назвать точного времени. Сказала только, что пальцев не хватит. Слишком долго. Кое-что придется изменить, но сначала - раздобыть мочу, иначе ничего не получится.

Продолжил путь, чувствуя, как где-то глубоко в недрах Обелиска движется нечто массивное, почти полностью заполонившее собой тоннель, совсем как бурный поток воды. По нескончаемым извилистым каналам труб Мать вывела человека к цели.

Самка Ш'Айаб трапезничала, погрузив морду в менее крупную тушу и не замечала ничего вокруг. Вытягивала пасть, клацая зубищами, пытаясь разорвать мышечные ткани добычи.

Времени искатель терять не хотел. Отличная возможность напасть: бес решит, что кто-то позарился на добычу. Главное - дать знать о своем присутствии, как можно позже и не позволить твари воспользоваться хвостом или - что хуже, - сильными лапами. Только пастью, но не клыками; если перекусит - конец. Вынудить сразу проглотить, тогда все получится.

Цой снял нарукавник, высвободился из лент бесьей шкуры, уложил рядом два бурдюка - понадобятся после. Вытянул из ранца лист, в который поместил месиво из ягод кровоглаза и уже собирался съесть, когда из темноты на беса набросилась огромная змеюка и тут же обвила жертву. Два тела под оглушающий рев, от которого, казалось, задрожали своды, завалились с глухим звуком. Змея пыталась укусить, с изогнутых клыков на черную шерсть стекали тягучие капли яда, но изворотливый бес не позволял; даже частично скованный, уворачивался от зубищ и молотил по врагу зазубренным хвостом, дырявя чешуйчатое тело.

Каанаконда-переросток попыталась скрутить сильнее, но пострадала - вспороли рога бритвенной остроты на спине беса. Под рваный раскатистый рев и утихающее шипение сгусток тел перекатывался и, если бы не шерсть и лоснившаяся в тусклом свете чешуя, было бы совершенно непонятно, где заканчивался бес и начиналась змея.