Георгий Старков - Ночь

В гостиной я расставила целую армаду свечей. Пылающие огоньки расположились на телевизоре, под диваном, на столике, у двери шкафа, у окна — если закрыть глаза и сделать два шага, то обязательно наткнёшься на одну из них. Зато теперь в гостиной стало светло. Не так, как было бы при включённых лампах, но темнота всё-таки отступила, давая иллюзорное представление, будто ночь повержена. Занавески на окнах я плотно закрыла и заглядывала за них, лишь чтобы в очередной раз удостовериться, что снаружи нет перемен. Время я убивала, сидя на диване и почитывая любимые книги. Мне нравились сказки — вот ими-то я себя потчевала вдоволь. Никогда ещё перечитывание давно знакомых наивных историй не приносило мне столько удовольствия. Я бы сидела часами, но время от времени в каком-либо углу начинала трещать догорающая свеча, и мне приходилось её заменять. Учитывая количество свечей, это происходило примерно каждые пятнадцать минут. Точнее я не могла сказать, потому что часов в гостиной не было, а входить в пустую комнату отца за каким-нибудь приборчиком для измерения времени я почему-то страшилась. Да и зачем мне часы в моём положении?

Первое время я до смерти боялась надвигающегося холода. Как-то раз во время школьных девичьих посиделок к нам заявились парни из университета, вроде бы друзья одной из наших подруг. Ребята были хорошие, мы весело провели время. Некоторые из них были настолько умны и начитаны, что нам до их уровня век не дотянуться. Один темноволосый парень, который показался мне довольно мрачным, поведал нам леденящую кровь историю о том, что произойдёт, если солнце вдруг, чисто теоретически, погаснет.

— Но ведь такого не может быть, — засмеялась сидящая слева от меня Камилла. Она была навеселе; должно быть, выпила в тот вечер больше всех нас, вместе взятых.

— Может, — заявил темноволосый парень. — Солнце обязательно погаснет… через пять миллиардов лет.

Срок был долгий, и мы успокоились. Тем не менее, перспектива вырисовывалась невесёлая. Парень сказал, что всех нас в случае вечной ночи убьёт холод. Произойдёт это быстро: уже через пару дней температура опустится до зимнего, даже если до этого на дворе было знойное лето. Через неделю нельзя будет высунуть носа на улицу, не накинув на себя толстый слой тёплой одежды. Скоро на планете не останется живых растений, которые способны будут производить кислород; примерно тогда же вымрут животные. Человечество, возможно, продержится дольше, но холод будет нарастать, и в течение первых месяцев девяносто девять процентов населения Земли будут мертвы; оставшейся кучке людишек, укрывшейся в бункерах с атомным отоплением или чем-то вроде того, повезёт больше, но что это меняет?.. Песенка третьей планеты будет спета раз и навсегда.

— Вы только представьте, — закончил парень свой рассказ. Его слова сами действовали как космический мороз; я буквально дрожала. — Всё кончится. Не будет никаких войн и убийств. Исчезнут такие вещи, как любовь, весна…

— Даже мартини, — подхватил его другой студент, хлопнув парня по плечу. Тот окинул его недовольным взором, однако улыбнулся:

— Увы, друг, даже мартини.

Тут начались примитивные, но невероятно смешные шуточки, до которых охочи подобные собрания, и разговор быстро перешёл на другие рельсы. Это было несколько лет назад. Я и забыла о том вечере, но вспомнила, когда сидела на диване и пила молочный коктейль.

Похолодание. Мрачный парень напророчил мне всего пару дней; потом город накроет зима, которая будет сжимать его в своих объятиях с каждым днём всё крепче, пока он не умрёт в её тисках. Вместе со мной. Я вскочила и подошла к окну, трясущимися пальцами раздвинула занавески. Из-за стекла в моём воображении на меня дохнул лютый арктический холод, и я поспешила задёрнуть занавески обратно. Этим вечером я не могла больше ни читать, ни есть: сидела, подобрав ноги, на диване, куталась в одеяло и считала отпущенные мне часы, минуты, секунды. Так и уснула, а когда проснулась, то, к своему удивлению, не обнаружила на веках коросту инея. В квартире по-прежнему было довольно тепло (свечи, горящие большую часть суток, должно быть, вносили в это дело немалую лепту). Я встала, зажгла фонарь и подкралась к окну, вспоминая мишуру узоров на стекле, которые я видела зимними утрами. Но когда занавеска скользнула в сторону, луч отразился от непроницаемого дёгтя стекла. Никакой мишуры. И ледяного дыхания зимы тоже не было — в прошлый раз мне показалось. Я простояла в полном ступоре целую минуту, прежде чем до меня дошло, что, судя по всему, скорая смерть мне не грозит. Если бы похолодание было, оно давно дало бы о себе знать. Я осторожно улыбнулась уголком рта и почувствовала, что смертельно голодна.