Михаил Таран - Катарсис

— Да, отель люкс… — Чуть слышно выдохнула Габриэлла, так и не удержав дрожь, которая несколько раз передернула ее посиневшее от холода тело. Обувь, как и верхнюю одежду, у нее заорали, оставив только нижнее белье. По этому согреться было не чем, разве что закутаться в тонкое серое одеяльце, лежащее на койке.

Грязные, растрепанные, сбившиеся в сосульки рыжие волосы прикрывали голые плечи. Испачканное в пыли и дорожной грязи лицо казалось невероятно уставшим. Ей хотелось поскорее согреться, а еще хотелось, есть и спать. С одной стороны, та ситуация в которой она оказалась ее угнетала, с другой она чувствовала себя в безопасности, ведь стены этой крепости неприступны. Но как же заставить Михаила поверить ей… Все больше мыслей возникало у нее в голове, однако сосредоточиться на них было сложно. Чувствуя, что усталость берет верх над телом, она легла в кровать и завернулась в потрепанное одеяльце. Погружаясь в полудрему Габриэлла вспоминала Асмодея, события на балконе крепости при которых погиб Тариэль, вспоминала Спасителя и его слова о гораздо большем зле чем Люцифер. Через несколько минут она уснула. Но долго поспать не удалось. В коридоре гулким эхом раздались тяжелые и быстрые шаги. Кто-то приближался. Открыв глаза, она быстро вскочила с кровати и уставилась на решетчатую дверь темницы. Показались три тени, три силуэта. Это был Персивальд, в сопровождение двух патрульных. Его серебряную маску покрывали искусно выполненные узоры и гравировки загадочных символов и рун, являющихся элементами письменности в небесном царстве. Голову командующего защищал черный капюшон гарнизонной робы. Белая, вычищенная броня и белоснежный плащ, закрывающий его плечи, казались не уместными в столь грязных казематах. Он больше походил на императора покинувшего свои апартаменты и снизошедшего до грязной черни, что бы покрасоваться.

Персивальд вальяжно кивнул головой в сторону Габриэллы, после чего один из воинов бросил ей в камеру черствую горбушку черного хлеба. Второй сопровождающий, туда же швырнул армейскую фляжку, видимо с водой.

— Как тебе твой новый дом, изменница? — Хриплым басом произнес Персивальд.

Холодный метал маски не мог передать его эмоций, мимики и от того слова брошенные командующим становились еще более зловещими. Казалось, словно бездушная статуя ожила и решила вступить в диалог с человеком… с человеком, заточенным в холодной и сырой клетке.

— Брат Персивальд! Я не предавала! Я не изменница! Зачем ты так говоришь? — Габриэлла подбежала к решетке и вцепилась руками в толстые стальные прутья.

— А как тогда объяснишь тот факт, что весь гарнизон уничтожен, лучшие войны пали. Гавриил пропал, а ты жива и здорова!? Ты бежала? Бросила свою крепость? Или ты перешла на сторону врага? Может Люцифер предложил тебе нечто большее, чем Господь? — Голос Персивальда полнился злобой и презрением.

— Я сражалась до конца, просто… Ситуация вышла из под контроля… Это было… — Габриэлла не могла подобрать слов, обида переполняла ее сердце.

Пронизанные едкой злобой речи Персивальда, его сомнение в ее честности и верности задевали за живое. Да и ко всему прочему она еще не решила, как лучше рассказать историю падения твердыни. С одной стороны ей нельзя было говорить о подлом нападение «апостолов», иначе бы Михаил ни за что не согласился на переговоры с ними. С другой стороны она не хотела показаться некомпетентной и недостойной звания командующего.

— Хватит! Довольно болтовни… Прибереги эту ложь для Михаила, завтра тебе предстоит серьезный разговор с ним. Разговор, в ходе которого решится жить тебе на этом свете или умереть. Если понадобится, то я лично приведу приговор в исполнение!

Персивальд резко развернулся и быстрым шагом направился обратно во мрак коридора, белоснежный плащ причудливо развивался за его спиной. Удаляясь, его силуэт все больше походил на средневекового рыцаря. Габриэлла провожала его взглядом, одновременно испытывая злость и страх.

Рыцарь… Нет, ты не рыцарь, ты палач… Без эмоций, без своего мнения, без души… Даже лица и то своего нет… Габриэлла никогда особо не питала симпатии к Персивальду, но сейчас она его просто ненавидела.

Лежащий на земле хлеб уже облюбовало несколько жирных, коричневых тараканов с невероятно длинными усиками.

— Какая мерзость… — Думала девушка, стряхивая насекомых со своего ужина.

Ночь казалось невероятно длинной, уснуть никак не получалось из-за эмоционального перенапряжения и жуткого холода, который становился все сильнее. Она сверлила взглядом еле различимый в темноте бетонный потолок.