Кларинда - Штамм «Ратоньера»

— Я тебе расскажу, потом. Когда все будет, — голос у Максима задрожал, он просто неопределенно махнул рукой, но Семен понял, и, пробормотав: «Увидимся», вышел.

Жизнь не то чтобы приобрела смысл. Жертва во имя выживания людей оказалась не напрасной. То есть, конечно, еще много было работы, которую предстояло совершить не ему.

Максим боялся верить, и нарочно не расспрашивал никого — ни персонал в больнице, ни новых товарищей. Только с яростным упорством самостоятельно разрабатывал руку, надеясь быть полезным, когда это понадобится. Лечащий врач его за это отругал, но, в общем, был доволен результатом. Физиоотделение в больнице работало на последнем издыхании, не справляясь с огромным потоком больных, а Максим обошелся своими силами.

Из палаты его пока не выселяли. Договорились, что после выздоровления он сможет работать на станции скорой помощи. В прежнем городе-миллионнике никто не доверил бы машину ни водителю, ни ремонтнику только с одной здоровой рукой, но теперь движение на улицах было и в четверть не такое оживленное, как раньше, слишком большую скорость из-за скверного состояния асфальта развивать было запрещено, и Максима взяли. Людей с техническими специальностями не хватало отчаянно. К тому же каждая бригада на случай неадекватного поведения больных должна была состоять минимум из четырех мужчин.

Первый вызов, на который ему пришлось ехать, оказался трагикомическим. Какой-то бомж (в городе, лишившемся большей части населения, жилья было предостаточно, бродяги ухитрялись преодолевать преграду в виде домофонов и ночевать то здесь, то там) нашел в опустевшей квартире тайник с консервами. Помимо пролетарских тушенок и разной рыбы в томате, там имелось несколько баночек черной икры, и бедняга не устоял, устроив себе пир желудка. Его не остановил даже давно истекший срок годности. Грех чревоугодия оказался наказуем, соседи услышали хрипение злополучного гурмана и вызвали скорую, но пока та приехала, бомж умер.

— Хоть поел напоследок, — философски заметили санитары, вызвали труповозку и отправились на следующий вызов.

Этот больной был глубокий старик с онкологией. В скорую позвонила лишь чуть более молодая соседка с распухшими ногами, передвигалась она по стеночке и еле смогла открыть дверь. Врач с тяжким вздохом пощупал пульс и махнул рукой:

— Зачем звонила, бабка? Полчаса он еще протянет, как умрет, труповозку вызывай.

— Так страшно же, — запричитала старуха, но врач просто отрезал:

— Всем страшно, все умрем.

Поехали на вызов в доме через две улицы. Пострадавший глотнул уксусной кислоты, нарочно или случайно, сказать было трудно. Заплаканная сестра, сухощавая женщина средних лет, еле открыв дверь, унеслась в туалет с криком: «Плохо, тошнит». Больной лежал на полу, практически не дыша, в комнате стоял резкий кислый запах.

— Труповозку вызываем? — спросил Максим.

— Зачем? — удивился врач. — Промоем, в больницу отвезем, может и оклемается. Тем более, — врач потянулся за лежащими на столе документами, — ему всего пятьдесят и он электрик, полезная профессия.

Потом был полубезумный бродяга, которого порвали бродячие собаки, потом свой же товарищ санитар, которому проломил голову неадекватный пьянчуга… Неудавшихся самоубийц было больше всего. Их откачивали, от многих выслушивали потом гневные упреки, но редко кто повторял попытку. Большинство, словно очнувшись, продолжало тянуть лямку дальше.

Максиму предложили перебраться в полуподвальное помещение, ближе к скорым. Он отказался, хотя там и было удобнее. В своей палате он в последний раз видел Лизу живой, помолодевшей от радости, счастливой, и в душе жила тень безумной надежды — если не покидать палату, Лиза сюда вернется.

В автомобильный парк скорой неожиданно привезли мини-комбайн. Дежурный механик, вытирая руки промасленной тряпкой, проследил за недоуменным взглядом Максима и сказал:

— Сечешь в таком? Посередине, между корпусами, места сколько, надо под посевы приспособить, а то лапу сосать придется. Будем рис выращивать.

— Почему рис?

— Он дольше всего хранится, — объяснил механик. — А что?

— Мне рис сказали не есть особо.

— А-а, диабетик. Да и гречу посадим, жалко, что ли. Правда, она плохо хранится.

Работа горя не приглушила, но помогала убить время. Новые товарищи держались с Максимом как обычно, не вспоминая лишний раз о его несчастье. Лишь однажды дежурный врач положил руку ему на плечо и сказал: