Кларинда - Штамм «Ратоньера»

— Перебьется, — у Лизы все еще дрожал голос. — То у него анекдоты, что если покойников стоймя хоронить, на ограду тратиться не надо, то реквием включит, когда в кои-то веки настроение хорошее.

— У него ответственность, вот и получается такой черный юмор.

— А кому сейчас легко? У него ответственность, у него и цель, это отвлекает.

— Мы же все вместе хотим путешествовать, Лиз. Ты же тоже мечтала — природа, озера, сады, парки. Акрополь, Бранденбургские ворота, Собор Святого Вита, — он перечислял все, что мог вспомнить, даже те чудеса света, до которых добраться они не надеялись, лишь бы Лиза успокоилась. — Увидеть своими глазами, собрать коллекцию образов, унести с собой…

Лиза молча качала головой, ее глаза казались огромными из-за выступивших слез.

— Ее некому будет передать, эту коллекцию, — прошептала она и наконец заплакала по-настоящему.

— Понимаешь, — говорила она, уткнувшись в куртку Максима лицом, — может, я и истеричка, но вот как мамы и папы не стало… вроде, свободней я теперь, и это плохо! Время думать появилось. Я все представляю, как это будет, как все начнет рушиться, сыпаться… это же был красивый мир! Все эти дома, все памятники, столько труда… Нет, вру. Мне не их жалко, мне себя жалко. Я плохая? Я вчера кошку кормила, у нее где-то котята, она кормящая, думала, она меня к ним приведет, но она где-то в подвале устроилась или в теплотрассе, поела и удрала, а то я бы их домой точно принесла… Нет детей, хоть котята будут. Помнишь, как чувак по семинару в интернете лекцию толкал, что наше поколение свободно, что мы освобождены от инстинктов, раньше, мол, людей заставляло размножаться общество, которому были нужны рабы и солдаты… боже, какой он придурок. Люди надеялись, что дети будут счастливее! И как искоренишь инстинкт, если он в крови? Я считаю годы… еще десять лет и точно никакой надежды, но прежде всего у меня!

Она села, вытянула руки, провела по песку, загребая его пальцами.

— Будто стена идет, стена времени, и сталкивает всех… в бездну. Остается семьдесят лет, шестьдесят… сейчас — пятьдесят, и это самое большее. Нет, ни за что не хочу дожить до девяноста, лучше уж умереть пока хоть относительно молодая, да, да, даже не попрощавшись с нашим миром. Я вчера в церкви была, там тоже священник рассказывал, мол, благодарить надо господа, дал дожить каждому его век, не погубил младенцев и детей… а одна старушка спрашивает — как же господь такой ужас допустил, ведь умираем все почти сорок лет по капельке каждый день, лучше уж сразу, единым мигом! На нее шикают, а он стоит и смотрит на нее — и ничего так сказать не смог, махнул рукой и ушел за алтарь. Тяжело им… всем, надо соответствовать до последнего. Лицо держать. Хотя нам тоже надо, прости, что я так расклеилась, не дело это, вопить от ужаса каждый день.

— Ты не вопишь каждый день. Уж раз-то в жизни всем можно.

В небе послышался слабый гул. Вдали летел самолет, поблескивающая на солнце искорка, за ним тянулся белый инверсионный след.

— На Питер летит, что ли, — Лиза провожала самолет глазами. — Помнишь, сколько их было, когда мы были маленькие. Каждый вечер небо расчерчено. А сейчас раз в месяц видишь, никому ничего не надо.

— Дорого.

— Вот и я о том. Мы разучились летать…

След не спешил расплываться, он так и оставался белой полосой с шероховатыми краями на фоне неба, и напоминал чем-то застежку-молнию на одежде. Когда поднимется в небо последний самолет? Сколько лет будет тому неизвестному пилоту, который рискнет сесть за штурвал? И зачем это будет надо — перевозить в безопасное место престарелую тушу какого-нибудь чиновника? Нет, пусть лучше тогда небо остается без всяких застежек, нагим и чистым.

— Ой, — сказала вдруг Лиза, глядя в сторону деревеньки. — К нам кто-то идет, как бы не погнали… А то развелось дедков с синдромом вахтера.

По пляжу брел старик, слегка приволакивая при ходьбе левую ногу. Пока они были увлечены самолетом и не замечали его появления, он подошел довольно близко. Максим на всякий случай вытащил пневматический пистолет — слишком нервное новое время сделало мир недобрым и опасным, где угодно можно было напороться на неадеквата, поэтому в заброшенных местах приходилось носить с собой оружие. Лиза, забыв свои обиды, махала рукой Кириллу, который уже спешил к друзьям.

— Что за дед, интересно? — спросил он, еще тяжело дыша после бега. — Не пограничник же, те бы уже ружьем размахивали.

— Да местный, скорей всего, — прищурилась Лиза. — Может, эстонец.