— У нас нечего было, — Максим встал. — Идите, спасибо, я разберусь.
— Как нечего, когда ничего не оставили, — удивилась старуха. — Паек когда будут выдавать? То-то. А ты теперь один, положена самая малость. Ах скоты, какие скоты — если бы я в администрации работала, как раньше, я бы устроила веселую жизнь и в полиции, и в похоронном… Это же они навели, правду тебе говорю. Ключ откуда взяли, как ты думаешь? Да у нее же, у Анжелы. Заявление писать будешь?
— А смысл?
— Ты со мной не спорь! — Анна стукнула по столу совсем не немощным кулаком. — Ты сейчас садись и пиши. За свои права надо бороться.
— Даже сейчас?
— Даже в могиле, — заявила соседка. — Садись и пиши, потом вместе пойдем в участок, чтобы ты не вздумал спустить этим сволочам на тормозах. Ишь, падальщики. Да, ты же, небось, без копейки. Погоди, — она вытащила из кармана несколько бумажек. Максим немедленно подскочил:
— Спасибо, но не надо, честное слово…
— Дают — бери, бьют — беги, — приказала старуха. — Что мне с ними делать, сколько мне осталось? И жратвы у нас дома знаешь, сколько? Мне с мужем все равно не съесть. Поделюсь, только замки поменяй. А сейчас пиши заявление и пойдем к участковому. Погоняю гусей, — она совсем по-молодому улыбнулась.
— Спасибо, но зачем вам чужие проблемы?
— Что? А энергию, энергию-то мне куда девать, голубчик? И в память о маме твоей, прекрасная была женщина, золотая, верно говорят, что лучшие уходят первыми. Ты ее осуждать не вздумай, — строго приказала Анна, хотя Максим и не собирался. — Знаешь, к лучшему, что она отмучилась, неизвестно, что нам предстоит… Ты не хлопай глазами, ты заявление-то пиши!
За крышами гаражей начиналось небо. Темно-лиловое на востоке, прозрачное, лишь чуть розовеющее на западе, холодное, как остывший к вечеру воздух. Город нырял в овраг, поэтому сбоку легко было забраться на крыши, пахнущие гудроном и пылью. Еще совсем недавно здесь каждое лето собиралась окрестная детвора, но теперь вчерашние мальчишки повзрослели, а новых не предвиделось. Со стороны проезда над возвышением протянулся ряд печных труб, которые отчаянно дымили зимой. Сейчас воздух был чист, запахи бензина и всякой строительной химии пришибло вечерней прохладой. Осень притаилась в свисающих над краем крыши рябиновых гроздьях.
— Не такая плохая бабка эта Анна, — заметил Кирилл и бросил вверх погасшую сигарету. Она тлеющей искрой перелетела через парапет и упала где-то на асфальте.
— Да, — согласился Максим, — неплохая.
— В чем-то она права, — Кирилл глядел на противоположную сторону оврага, где окна домов поблескивали на закатном солнце. — Дядя Руслан был на совещании в мэрии, думают, нашему городку конец. Всех коммуникаций хватит максимум лет на десять. Народ будут подпинывать уезжать, в Питер или в Псков, а тут разве что центр останется. Сгруппируются вокруг комбината, например.
— Жалко город. Очень уж быстро. Вроде лет пятьдесят еще есть.
— Ты не так считаешь. Лет через пятьдесят мы развалинами будем, если доживем. А лет через десять уже такая веселуха начнется… Так что оно, может, и к лучшему, что случилось, — Кирилл не стал объяснять, что конкретно к лучшему, но Максим понял. Он и сам говорил себе, что мать теперь избавлена от грядущих ужасов агонии человечества, но утешения действовали слабо.
Улица уже опустела, только пара водителей поторапливала припозднившегося товарища, который возился со своей машиной. Время шло к ночи, по одному ходить уже не стоило.
— Пора, наверное, — Кирилл кивнул на закат. — И холодно…
В нескольких метрах от них крыша почти смыкалась с землей. Но не успели они спуститься, как Кирилл присвистнул и вытянул руку вперед:
— Явление Христа народу. Темка!
Проблемный двоюродный братец дожидался их, стоя у огораживающего двор забора. Артем лицом напоминал Квентина Тарантино — тот же прищур, ямочка на подбородке и резко очерченные скулы, то же внешнее обаяние, от которого таяли девушки. Родители Артема тоже таяли, правда, по банальной причине — это все же был единственный и любимый сын. Зато Кирилл частенько устраивал брату нахлобучки, которые действовали на того не сильнее, чем парацетамол на пневмонию.
— Ты чего домой не идешь, дорогу забыл? И немудрено, за столько времени, — сказал Кирилл с явственной издевкой в голосе. — Позвонить трудно было?
— Да все как-то… — Артем неопределенно пожал плечами. — Мать дома сейчас?
— Где ж ей быть. Пошли, она обрадуется.
Читать дальше