Макс Брукс - Мировая война Z

Через двадцать минут все закончилось. Я знал, что должен был дождаться приказа, видел, как пролетели еще четыре «грача», пять направились к другим мостам, один — в центр города. Я приказал своим людям отступать, двигаться в направлении на юго-запад и не останавливаться. Вокруг нас была уйма трупов тех, кто перешел мост до взрывов. Они лопались, когда мы по ним проезжали.

Вы бывали в музее Великой Отечественной войны? Это одно из самых потрясающих зданий в Киеве. Двор заполнен техникой: танки, пушки всех мастей и размеров, от времен революции до наших дней. Два танка стояли друг напротив друга у входа в музей. Их украшали разноцветные рисунки, детям позволяли по ним лазить. Там же стоял железный крест в метр высотой, сделанный из сотен настоящих Железных Крестов, снятых с мертвых гитлеровцев. А еще на стене висела картина от пола до потолка с изображением великой битвы. Наши солдаты казались монолитной стеной, кипящей волной силы и смелости, которая обрушивалась на немцев вышвыривая их прочь с нашей земли. Столько символов нашей национальной обороны, но ничто так не впечатляло, как статуя Родины-Матери. Самая большая в городе, творение из нержавеющей стали более шестидесяти метров в высоту Она была последним, что я видел в Киеве, ее щит и меч, высоко поднятые в вечном триумфе, ее холодные, яркие глаза, глядящие вниз — на нас, бегущих прочь.

Джессика Хендрикс обводит рукой простор субарктической пустыни. Природную красоту заменил хаос: брошенные машины, всяческий хлам, трупы людей, наполовину вмороженные в серый снег и лед. Джессика родом из города Уокешо, штат Висконсин, но сейчас она приняла канадское гражданство и участвует в региональном проекте восстановления природы. Вместе с сотнями других добровольцев Джессика приезжает сюда каждое лето с момента официального завершения войны. Хотя руководители проекта утверждают, что добились значительных успехов, конца работе не видит никто.

— Я их не виню — правительство, людей, которые должны были нас защищать. Объективно, я даже их понимаю. Невозможно было забрать всех на запад, за Скалистые горы.

Как бы нас прокормили, проверили на инфекцию и как остановили бы легионы мертвяков, которые наверняка бы последовали за нами? Я понимаю, зачем они хотели отправить как можно больше беженцев на север. Что еще можно было сделать? Остановить нас у гор пулями, потравить газом, как Украинцы? На севере же имелся шанс. Когда температура падает, мертвецы замерзают. Некоторые из нас могли выжить. Так делали по всему миру: люди бежали на север, надеясь протянуть до зимы. Нет, я не виню правительство, что они погнали людей в другую сторону, это я могу простить.

Но то, как безответственно к нам относились, отсутствие важной информации, которая могла спасти жизнь стольким людям… этого я забыть не сумею.

Был август. Прошло две недели после Йонкерса и всего три дня после того, как правительство начало отступать на запад. У нас в окрестностях было немного вспышек болезни Я видела только один раз, как шестеро тварей пожирали бездомного. Полицейские быстро пристрелили их. Это случилось в трех кварталах от нашего дома, и тогда мой отец решил уезжать.

Мы сидели в гостиной, отец учился заряжать ружье, а мама заколачивала окна. По всем каналам показывали только зомби, либо в прямом эфире, либо в записи из Йонкерса. Оглядываясь назад, я до сих пор не могу поверить, что СМИ проявили такой непрофессионализм. Столько предвзятости, так мало голых фактов. Все эти удобоваримые короткие отрывки из уст армии «экспертов», противоречащих друг другу, пытающихся казаться более «шокирующими» или «осведомленными», чем предыдущий оратор. Мы так запутались… никто не знал, что делать. Единственное, в чем «эксперты» соглашались друг с другом: все обычные горожане должны «уходить на север». Поскольку мертвяки не выносят холода, осталось надеяться только на сильные морозы. Вот и все, что мы слышали. Больше никаких инструкций, куда на север, что брать с собой, как выживать, лишь одна дурацкая фраза, которую повторял каждый, которая все ползла и ползла внизу экрана. «Уходите на север. Уходите на север. Уходите на север».

«Вот оно, — сказал отец. — Мы убираемся отсюда на север».

Он пытался говорить уверенно, щелкая затвором ружья. Отец в жизни не брал в руки оружия и был джентльменом в буквальном смысле слова — кроткий человек. Невысокий, лысый, с круглым лицом, которое краснело, когда он смеялся. Король дурных шуток и сальных острот. У него всегда было что-то в запасе — комплимент или улыбка, или небольшая добавка к моим карманным деньгам, о которой не должна узнать мама. В нашей семье он считался хорошим парнем, и все главные решения оставлял маме.