Владислав Выставной - Кремль 2222. Садовое кольцо

— Что за испытание?

— Кровью, — просто сказала девочка, — Теперь я сама дам себе имя.

— И какое же?

Девочка растерянно моргнула. Похоже, этот вопрос поставил ее в тупик.

— А давай мы тебе имя дадим? — неожиданно предложил Книжник.

— Правда? — Девочка подалась было вперед. Но тут же резко отпрянула в тень, снова вскинув арбалет. — А за что это вы мне имя дадите?

— Как это — «за что»? — не понял Книжник. Коротко переглянулся с Хельгой. — Просто дадим — и все.

— Имя забирают у убитого врага, — жестко сказала девочка. — Иначе у кого его взять?

Книжник немного опешил. Он не имел ни малейшего представления об обычаях дампов. И эта традиция с именами ему как-то совсем не пришлась по вкусу.

— У нас имена дают при рождении, — сказал он.

— Да? — удивилась девочка, — Но я же не помню, как родилась…

Спорить с этой логикой было трудно. Ситуацию спасла Хельга.

— Что-то у тебя косички растрепались, — просто сказала она. — Хочешь, заплету?

Лицо девочки вдруг смягчилось, глаза загорелись — совсем по-детски.

— Хорошо, — серьезным голосом сказала она, — Заплети. А «колоском» умеешь?

— Конечно, — улыбнулась Хельга, направляясь к девочке. Та опустилась на трухлявый металл, отложила арбалет. Приняла расслабленную позу, закрыла глаза. Встав на колени у нее за спиной, Хельга без лишних слов принялась распутывать головоломку из свалявшихся волос цвета соломы. Даже напевать стала что-то неизвестное Книжнику, но невероятно спокойное, умиротворяющее. Книжник восхищенно посмотрел на Хельгу. Как это она ловко разобралась с этой маленькой хищницей!

Тут же все это умиление было смазано небрежным предупреждением:

— Только без глупостей. У меня хорошая реакция.

Не открывая глаз, девочка погладила металл короткого, чуть изогнутого меча, что лежал у нее на коленях.

Раньше и в голову не могло бы прийти, что с ребенком нужно обращаться как с опасным животным. Рискуя нарваться на непредсказуемую реакцию, парень полез в вещмешок, извлек оттуда толстую сальную свечу. Чиркнул кресалом, раздул пламя, зажег свечку. Теплый огонек развеял холодную темноту железного ящика, придав даже немного уюта обстановке. Если не знать, что к чему, эту троицу можно было бы принять за отдыхающее семейство.

Словно прочитав его мысли, Хельга стала петь чуть громче. Она продолжала колдовать с прической маленькой хищницы, и эта мирная картина будто отодвинула в бесконечность железные стены и опасных мутантов, притаившихся снаружи. Тихий голос уносил куда-то далеко — туда, где хорошо и спокойно, где нет врагов и голода, где не нужно засыпать чутким сном, положив под голову оружие…

— Откуда ты знаешь эту песню? — тихонько спросила девочка.

— У нас всем детям ее поют, — отозвалась Хельга.

— А… — протянула девочка.

— А что?

— Ничего… — странным голосом сказала она. Долго молчала, пока, наконец, не сказала: — Ее мне мама пела.

Хельга машинально продолжала заплетать тоненькие косы, пока пальцы сами собой не остановились.

— Мама? Твоя мама пела эту песню? Она что же — из вестов?

— Не знаю. Мама умерла. Я ее совсем не помню. А песню — помню…

— От чего же она умерла?

— Ее убили.

— Кто?

— Клан.

— За что?

Девочка открыла глаза. Она продолжала сидеть неподвижно, глядя прямо перед собой. И говорила — обыденно, спокойно:

— Так было нужно. То есть… Мне говорили, что нужно. И я верила. А потом я выросла. И поняла: нет, не нужно это было. Мне — не нужно. Это было нужно клану — потому что…

Девочка замолчала. Хельга чуть подождала и продолжила заплетать косу. Маленькой воительнице явно нравился процесс.

— Красивые у тебя волосы. Золотистые, даже сажа их не испортила. И косица получается яркая, изломанная… на молнию похожа. Давай мы тебя так и будем звать — Молния?

— Молния… — с удовольствием повторила девочка. — Ладно, зовите. Но потом я все равно сама придумаю себе имя.

Эту долгую ночь они так и провели — втроем. Осталось загадкой, как эта девчонка выжила в одиночку во враждебной среде московских улиц. На скромное угощение из запасов беглецов она набросилась как маленький хищный зверек. И хотя девочка явно могла за себя постоять, при виде чумазой, жующей физиономии и заплетенной Хельгой косички у Книжника на глаза наворачивались слезы. Он с трудом подавил в себе эту неуместную сентиментальность. Этой вооруженной до зубов малышке не стойло демонстрировать собственную слабость.