Pferd im Mantel - Колокола обречённых. Ч.1 - Очищение молитвой

Теперь начинались более-менее жилые районы города, и следует быть осмотрительным — не лезть на рожон. Фура — не велик, на месте не развернёшь. Стоит попасть в сомнительную ситуацию — и всё, считай добрались. А это — совсем не то, что им сейчас нужно. А нужно добраться домой, и все предпосылки для этого есть, и козыри — в кармане. К тому же, за спиной полный прицеп жратвы, утрамбованный мужиками на базе — целое сокровище по нынешним временам. Уважая их труд и память — просто-таки обязаны притащить его на Село, иначе выходит, что ребята не за понюшку табаку погибли. Блин, да стоит ли этот чёртов прицеп, набитый брашнами, их жизней?! Блядский размен, но уже всё произошло так, как произошло.

— Илья, ты это… повнимательнее, братишка, давай, ладно? — повернулся Федя к парню. — Не торопись — уже не опоздаем. Ещё несколько километров — и выскочим на Гагарина. Что там сейчас — не знаю, не был. Но с песнями и пирогами точно встречать нас некому, а люди говорят — в городе до сих пор постреливают. А у нас, видишь ли, нехилое богатство на седле болтается. Так что, Илюх — смотри в оба. И не вваливай — хлебом тебя молю.

— Хорошо, дядь Федь. — собрался малец, сбавляя скорость.

— Если что — педаль в пол, и при, как нездоровый — без оружия ловить нам нечего. — добавил, объясняя их поле возможностей, Срамнов. — Можем рассчитывать только на свою скорость, массу и удачу.

Илья молча кивнул, понимая.

Однако, пассажиры, контролирующие фарт сегодня, то ли отвлеклись на что-то более значимое, то ли вообще находились в благодушном расположении, поленившись закрепить и без того тошную ситуацию с сегодняшними делами Срамнова, подкинув очередную, годную, порцию геморроев — до площади Гагарина они добрались без нехороших приключений. Фёдор, закатив глаза, трижды перекрестился, поминая всех Святых, кого ещё помнил. На Гагарина — полукруглой площади, знаменующей собою уже настоящую Тверь, а не полу-деревню полу-промзону, тянущуюся параллельно Волге, эйфории их прибытие не вызвало. Те же брошенные, разбитые машины, ветер гоняет мусор, пыль… Те же разбитые окна, в некоторых вывешены простыни, типа: «Спасите! В подъезде мертвецы!» или «Здесь живые! Помогите!». Да кому было дело до вас, нивные?! Те, кто не был сам в подобном положении, либо свинтили из города, при первом запахе неприятностей — это те, кто в сознании, у кого в голове ещё что-то теплилось; либо, хлобыстнув с братанами по стаканчику, быстро самоорганизовались и пошли шерстить захлёбывающийся своей кровью и дерьмом город, припоминая с прищуром все беды и лишения, которые претерпели за свою жизнь. Волчары, мля — а ведь и таких хватает. Войны и беспорядки мигом выносят таких тварей на поверхность — грабить, насиловать, убивать. Им и чёрт не брат, не то что какие-то ходячие покойники. Да чего далеко ходить — когда Фёдор с Иваном прорвались сквозь агонизирующий город на следующий день, чая добраться до своей деревни, уже тогда тверские пацаны шуровали, увязались за ними на «паджерике», да схавали свинчатки чуток — надо будет глянуть, наверняка так и торчит в столбе «паджерик» этот.

— Теперь направо давай, на мост. — подсказал Срамнов Илье, и парень, осадив тягач, повернул куда указал Фёдор. Обоим было невдомёк, что именно с этого перекрёстка, двумя месяцами ранее, и начался путь в Село Саньки Щемилы — Папы, нового Федькиного подельника, приведённого к ним Гришей Алпатовым — Царство ему Небесное. Справа высился четырёхметровый забор СИЗО, бывшего узилищем Папы, а сразу за ним и Восточный мост — широкий, самый новый из тверских мостов. Минуя забор изолятора, Фёдор заметил надпись на нём: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Божье». Именно так — не Божие, а Божье. «Ну чё, Капитан Очевидность: так оно и есть, вроде бы» — ухмыльнувшись, подумал про себя Фёдор.

Мост был пуст — в этом не было ничего загадочного и странного. Гремя баллонами по стыкам, фура вползла на его вершину, и Илья вскрикнул, показывая пальцем в свою, левую сторону:

— Дядь Фёдор — гляди! Ух ты!

Фёдор, отвлекаясь от своих мыслей, возвращавших его на треклятую продуктовую базу, резко обернулся, и округлив глаза, прошептал:

— Мать моя бабушка! Как же они добились такого эффекта, долбоёбы?!

Зрелище открывалось годное — жаль, нет фотоаппарата. Между Восточным мостом и Речным вокзалом в фарватере Волге торчала туша полузатопленного белого трёхпалубного теплохода — красавца, развёрнутого течением в их сторону самой интимной частью несчастного корабля — ржавым днищем. В обычной-то жизни такое не увидишь — так и манит туда…