Pferd im Mantel - Колокола обречённых. Ч.1 - Очищение молитвой

— Эт точно! — поддакнул рассказчику Ваня. — Да ты продолжай!

Саня докурив сигарету прикурил от неё же следующую. Руки парня нешуточно тряслись.

— А чё тут продолжать? «Авоська» моя тут же в гараже стояла, а «сайгу» я и так с собой таскал везде — даже и в сортир. Прыгнул, завёл. Вышиб гаражные ворота, потом те, что на участок. Дом поджёг я Вовкин… Не дело им с этими блядьми бродить. Ну, и на Бежецкое. По дороге обстреляли меня. Как ворота вышибал — об руль здорово приложило: вся бочина ноет и нога немеет. Хорошо, что подушка не сработала — не пристёгивался, а то там бы и хана мне…

— Подожди, а вот ты говоришь — призраки… — остановил Саню Фёдор. — Чё это за призраки такие?

Саня Волков ухмыльнулся.

— Как, вы не знаете?! Призраки — как призраки: белёсые, полупрозрачные. Страшные до жопы. Я так думаю, что те, которые померли или которых поки пожрали — тоже поками становятся в свою очередь, а те, у которых тел больше нет по каким-то причинам — те, как раз, призраками. И я вам так скажу, мужики — с поками-то всё ясно — типа, мертвецы они, а вот призраки, эти внатуре жуткие. Пугают — тока в путь.

— То есть, ты хочешь сказать — призраки эти, что — привидения что ли? — переспросил его Политыч.

— Да как хочешь их называй, отец. — ответил Саня. — Духи, приведения, призраки, ещё кто… У вас их что, нету?!

— Да впервые слышим! — округлил глаза Колян.

— Вон как. — покрутил головой Волков. — Ну ничё, ожидайте — будут. С этим делом теперь везде так — сначало одно, а потом другое дерьмо появляется. Так что готовьтесь, мужики — со дня на день.

— Да типун тебе на язык! — махнул на него рукой Никита.

— А типун, не типун — мне теперь по хую. Сначала война, потом поки, теперь — призраки. Вытерпим одно, Бог другое пошлёт. Потому что пиздец нам настал, мужики. Вас зовут-то хоть как?

По очереди, люди Политыча представились Волкову и пожали парню руку.

— Так я рассказал всё вроде. Поеду? — снова обратился к Политычу Саша.

— Обожди ещё. Стреляли в тебя, говоришь. А кто стрелял-то? И что там, в городе-то теперь? Наши-то мужики, кушалински, сёдня на город мародёрить ить поехали…

— А чё говорить… Одни поки в городе. Ну, мародёрят вроде, слышал. Постреливают изредка. А ваши, не ваши — откуда знать.

— Да. Молодец Алпатов. Вовремя подсуетился. — скрипя зубами, процедил Ваня.

— Постой, Алпатов? — остановился Саня. — Гришаня?!

— Дык да! — спохватился Политыч. — Он теперича старший на всё Село.

— Опа. — улыбнулся Волков. — Ну-ну!

— А чё такое? — удивились мужики.

— Так он с братаном моим двоюродным, Диманом, по детству ещё, корешил. Хорошо знаю его.

— Ладно, Саня. Езжай уже. Только воды долей в радиатор — вона лужа на асфальте. И в правление зайди, что у церкви. Отмечаться новоприбывшим велено. Ты по делу-то кто? — спросил Степан Политыч.

— Автомеханик. Моторист.

Волков залил в радиатор воды из реки и завёл свою «авоську». Мужики отодвинули брёвна с проезда, пропуская его на Село. Миновав кордон, потрёпанная иномарка медленно поплелась вверх по дороге. Все стояли молча провожая её глазами.

— Ну вот вам и ещё одна история. — нарушив общее молчание, выдавил слова Политыч. — Даа. Ну ладно: руки в ноги давайте, все вместе с кучей того дерьма закончим, дожжём. И давайте вот что, мужики: чтоб не было больше грызни никакой. Всё, работаем.

До заката люди Политыча спалили гору мертвецов и, выкопав рядом яму, сгребли в неё ещё дымящиеся кости и черепа. Засыпали, но мерзкий дух горелого мяса ещё долго не отпускал мужиков. Вся их одежда пропиталась этой мерзкой, выворачивающей наружу душу, вонью. Закончив этот скорбный труд, разожгли ещё костёр — на краю моста. Холодало… Вскипятили чай и тихо обсуждали новости, принесённые из города Волковым. В существование призраков мужикам как-то не очень верилось, однако в глубине души каждый понимал — эти гости не за горами. Однако куда раньше призраков, во втором часу ночи, со стороны Твери, выплыли огни фар. Сначала одни, затем вторые и спустя несколько минут в деревню втянулась автоколонна. Домой возвращалась группа Гриши Алпатова…

После этого, первого, рейда в город Гришу как будто черти в оборот взяли. Не успели кушалинские бабы отплакать по погибшим в том рейде мужикам, не успели батюшки отчитать все поминовения, несколько дней всего прошло, как вернулись — Григорий уже снова носился по Селу, планируя новый набег. Ночами засиживался сам и его ближайшие мужики в правлении, в клубах папиросного дыма, таких, что впору вешать, как говорят люди, топор, склонившись над картами города и области, анализируя ошибки прошлого рейда и строя планы на новый. Задерживаться с ним Алпатов не собирался — было заметно невооружённым глазом, как сильно взяла власть над мужиком эта мародёрская романтика. Текущие хозяйственные дела в общине двигались ни шатко, ни валко — существенного внимания им никто не уделял. Мужики, назначенные на руководство артелями — дровяной, полевой, технической — тянули свои обязанности особо не утруждаясь — день прошёл, и Бог с ним. Удивительного мало — так всегда и бывает, когда смещаются приоритеты и нет твёрдой руки над людьми, не особо привычными к мобилизационному, в сущности, укладу. А заниматься этими текущими делами надо отрешившись от всего остального, ну а Григорий последние дни их просто не касался. Старик Русков потрясал своей клюкой, призывая внимание сельского руководства к этим проблемам, но толку никакого не добился. Пытался и отец Паисий взывать к разуму мужиков, но Алпатов отмахивался — вот, мол, наладим снабжение общины из умирающего города в первую очередь, тогда и займёмся этими хозяйственными вопросами. Предлагал, предлагал ведь настоятель разделить функциональное руководство на Селе — и выделить должность старшего по хозяйству, возложив её на Петра Васильевича… Нет, Алпатов был непрошибаемым, твердил одно, поддерживаемый всей своей кушалинской кликой: проблемы надо решать по очерёдности, начиная с важнейшей. А важнейшей для него была мародёрка.