Андрей Русанов - Охотники на людей

Какое же это чудо – простая, незатейливая вещь при правильном сочетании времени, места и обстоятельств…

Мы были страшно голодны. И пусть это мелочь, ерунда, лишь укрепляющая дух, но все же интересно, а тут кормят? Надо было обо всем расспросить Ивана, ведь за спрос не бьют в нос. Усталость и голод давали о себе знать как никогда: хотелось поесть хоть чего‑нибудь, а затем упасть на кровать и забыться.

Обычное любопытство, простой человеческий интерес – иногда он пересиливает голод, усталость и много всего прочего.

Из комнаты с «нарами» – а это были именно они – мы попали в небольшой квадратный коридор с высоким потолком да еще тремя дверями. Чтобы добраться до первой (она, к слову, оказалась запертой), пришлось подняться по массивным каменным ступеням примерно на двухметровую возвышенность. Две другие были открыты и находились внизу, на уровне той, из которой мы вышли. За одной из дверей мы обнаружили трехместный туалет все с теми же чашами, а за другой нас ждал сюрприз. Открыв ее, мы увидели небольшой дворик, обнесенный довольно высоким забором с острыми прутьями и колючей проволокой наверху и воротами ровно посередине. Дворик был выложен досками. Там же мы увидели три длинных стола, шесть, невысоких узких скамей, и две прислоненные к забору метлы.

— Я сейчас – будто герой странного рассказа, – Татьяна улыбнулась. – Кругом сплошные загадки и головоломки, из‑за них нельзя понять сути. Наверняка она где‑то на виду, но почему‑то все время ускользает.

— Глубоко… – Мих вздохнул.

Мы стояли, устремив взгляды вверх, в бездонное синее, начинавшее темнеть небо… Вдруг дверь в заборе с лязгом распахнулась, и в проем вошли трое рослых парней. Кряхтя, они тянули за собой три бидона.

— Карантин! – проорал самый плотный из троицы. – Ужин!

Бидоны открыли. В первом были алюминиевые миски, деревянные ложки и хлеб, во втором суп, а в третьем вареная картошка. Каждому из нас выдали по две миски, по ложке и куску хлеба, затем каждому в одну миску, деревянным черпаком внушительных размеров, наложили картошки, в другую налили суп.

Мы вшестером заняли средний стол. Почему вшестером? Да потому как с нами ужинали Бронислав, которого позвал Алекс, и кот – мы поделились с ними едой. Кот не привередничал и уплетал картошку так, что чем‑то напоминал хомяка, натолкавшего себе полные щеки семечек. За соседними столами расположились еще с десять–двенадцать знакомых и незнакомых нам парней и девчонок лет пятнадцати–шестнадцати.

Пожелав друг другу приятного аппетита, мы принялись за еду. Ели молча. Хлеб был странный на вкус, крупного помола и не до конца пропеченный посередине. Он уже успел немного зачерстветь по краям, но все же это был самый настоящий хлеб! Что касалось супа, то он был наваристый, с картошкой, какой‑то зеленью и еще чем‑то, что я не смог опознать. Картошка, нарезанная примерно сантиметровыми кубиками, была частью разваренной, частью полусырой – этакие кубики в пюре, но голод, как известно, не тетка, поэтому за ушами трещало не только у кота.

Темнело. На небе замерцали звезды.

Минут через пятнадцать после того, как унесли остатки еды, дверь в заборе снова открылась. Во двор важно зашел мужчина лет сорока пяти–пятидесяти. На нем были не доспехи, как показалось сразу, а добротная кожаная одежда, что не мешало ему, однако, носить на поясе увесистую металлическую булаву. Он неспешно осмотрел дворик и басом гаркнул: «Карантин! Отбой!»

… Я лежу на кровати, мне нет никакого дела ни до молодых ребят, волею судеб заброшенных в это странное место, ни до их судеб. Я мысленно дотрагиваюсь до каждого из лежащих, вижу внутренним взором их путь, все, что с ними было и будет, жизнь и смерть… Кажется, я вшит в этот странный мир – из головы не уходят Танины слова, а помещение кружится странным вальсом, приобретая все более неясные очертания в тусклом свете, проникавшем вместе с комарами через незастекленные окна.

Холодно. Я укутываюсь в тонкое одеяло и понимаю, что нахожусь в странной огромной пещере. Вдалеке виднеется заброшенный город, полный мертвецов и пауков. Вокруг меня – паутина и я знаю, что надо бежать, бежать как можно быстрее, бежать без оглядки. Мне очень страшно. Но я нахожу выход – небольшую, насквозь проржавевшую трубу в огромном бетонном кубе, и выбираюсь наружу…

Холодно. Не хочется открывать глаза и я бросаюсь в распростертые объятия следующего кошмара…

— Правила не я придумал, – я слышу шепот Алекс а и Ивана. – Вам четверым придется пройти карантин вместе со всеми.