Мордехай Рошвальд - Седьмой уровень, или Дневник последнего жителя Земли

В конце концов я уснул, а сегодня утром узнал, что ремонт длился три часа вместо одного, и что один из инженеров, АЭ-307с, получив сверхдозу облучения, скончался этой ночью.

По общей системе связи было передано короткое сообщение, в котором прославлялась его геройская смерть. Сообщение заканчивалось так:

— Он отдал свою жизнь, чтобы спасти наши.

Что верно, то верно. Без реактора нам всем крышка.

Действительно, печальное событие. Каждому из нас жалко АЭ-307с и его вдову.

Умерли и два других инженера из команды АЭ-307с, которые помогали ликвидировать аварию. Но еще больше меня обеспокоило то, что сегодня во время обеда я увидел, как кого-то стошнило.

Неужели началось?

Да. Конец пришел. Мы погибли. Вокруг меня лишь болезнь и смерть. Одни умирают безропотно, другие борются со смертью и выдерживают дольше. Сегодня я тоже почувствовал легкое недомогание.

И все же у трагедии есть и иронический аспект: мы умираем из-за нашего реактора. Наш источник жизни, наше искусственное солнце — именно он излучает теперь убийственную радиацию.

Еще немного и все кончится. Это начало конца.

Сегодня по радио объявили причину беды. Пустячная неисправность. Случись это на поверхности, реактор остановили бы, изолировали и починили. В случае необходимости население с прилегающей территории было бы эвакуировано. Здесь же такой возможности нет. Пришлось устранять неисправность, не обращая внимания на радиацию. Без реактора мы не просто остались бы в темноте, мы задохнулись бы. Ибо без света растения не смогли бы выделять кислород. Наши техники, рискуя жизнью, хотели спасти нас и были очень близки к успеху. Победа, однако, оказалась частичной. Реактор будет и впредь производить энергию, но в то же время он будет излучать и губительную радиацию. То есть одновременно он вырабатывает животворную и смертоносную энергию.

Как и почему это произошло, не знаю. Да это меня мало волнует. Технические причины всегда были и будут С меня хватит того, что я знаю.

Смерть поспешает. Должно быть, облучение велико. Люди мрут как мухи. Еще вчера убирались трупы, сегодня на них никто уже не обращает внимания: они остаются там, где их настиг вечный сон. Наверное, уменьшился медперсонал или ни у кого больше нет сил поднять другого. Большинство остаются в своих комнатах.

Сегодня во время обеда я видел, как люди застыли на месте, так и не притронувшись к еде. Я тоже почти ничего не ел, видя, что три четверти тарелок остались нетронутыми.

Несмотря на относительно неплохое самочувствие, я знаю, что долго не протяну. Смерть уже во мне.

Икс-107с только что вошел в комнату. Он бледен. Опустился на койку. Сказал, что полчаса назад умерла П. Он оставался с ней до конца. Они говорили и обо мне.

— Она была хорошей женой, — сказал Икс-107с.

Седьмой уровень скоро прекратит свое существование. Я снова был в обеденном зале. Он похож на поле битвы, только не видно раненых.

Радио молчит. Вероятно, его работники мертвы.

Несколько минут назад скончался Икс-107с. Я вижу, как он застыл на койке, там он и останется. Никто не придет и не унесет его. А я слишком слаб, чтобы вытащить его в коридор. В бреду он говорил совсем мало. Но сегодня после обеда он подозвал меня и показал на свой мундир. Я снял его с вешалки и принес ему. Он достал из нагрудного кармана записку, прошептал:

— …в твой журнал…

Это стихи. Без рифмы и ритма. Я переписываю их, выполняя его просьбу, хотя и не вижу в этом смысла. Все равно никто не прочтет. Вот они: