Леонид Свердлов: Последний отпуск

— Действительно! — поддержал его я. — Мне он сразу очень понравился. Мои предки тоже были рыцарями.

— Это, кстати, чувствуется, — заметил Бартоломеас. — Есть в вас что-то такое рыцарское, благородное. Это не уходит. Поколения сменяются, а благородство остается.

Я был поражен проницательностью Бартоломеаса.

— Вы сказали, этот меч — семейная реликвия? А что за история с ним связана? Он принадлежал кому-то из ваших предков?

— Так я вам уже рассказывал. Это тот самый меч, которым зарубили последнего владельца замка.

— Да, — сказал я. — Кошмарная история. Ну и времена тогда были!

— Они и сейчас лучше не стали, — проворчал Мартин.

— И не говори! — подхватил господин Гмейнедер. — Гляньте только, что в мире творится!

Разговор перешел на международную политику. Я еще раз убедился в разумности и остроумии хозяина гостиницы. Говорил в основном он, Мартин молча кивал и поддакивал, а я время от времени вставлял свои замечания, которые, впрочем, нисколько не противоречили тому, что говорил мой собеседник.

Так мы проговорили до вечера.

Дождь закончился и я решил прогуляться перед сном.

Выйдя на улицу, я дошел до могильного камня и приподнял ветки, загораживавшие замок. В свете полной луны он смотрелся особенно таинственно и величественно. Вдруг мне показалось, что в окне замка маячит какой-то огонек. Я всматривался в темноту, но не мог понять, что это могло бы быть.

Позади меня послышались шаги. Обернувшись, я увидел хозяина гостиницы.

— Что это? — спросил я, показывая на свет в замке.

Господин Гмейнедер внимательно присмотрелся, пожал плечами и задумчиво произнес:

— Люди говорят, что владелец замка до сих пор ходит там по ночам.

— И вы верите в это?

Он снова пожал плечами.

— Прожив всю жизнь тут, и не в такое можно поверить. Проклятое место. Страшная смерть у него была, вот он и не может упокоиться с миром.

— Ерунда, — отмахнулся я. — Привидений не бывает. Это определенно человек.

— Нет. Точно не человек. В такое даже я не поверю. В замок пройти невозможно — болото. Да и нечего там ночью делать, — Бартоломеас зябко поежился. — Пойду, пожалуй. Холодновато стало.

Он пошел в дом, а я еще немного постоял у могилы, глядя на мерцание таинственного огонька в окне замка. В какой-то момент мне даже показалось, что в окне промелькнула тень человека. Однако через несколько минут свет потух, и смотреть стало не на что.

Стало совсем темно. Луна едва пробивалась сквозь ветви деревьев. Где-то рядом ухнул филин.

Я уже собрался было вернуться в гостиницу, как вдруг что-то холодное прикоснулось к моей руке. Запахло свежевскопанной землей, болотной тиной и еще чем-то затхлым и неприятным. Мне трудно описать, что я при этом почувствовал. Вряд ли это был страх — трусом я никогда не был. Какое-то мистическое оцепенение. Мне едва хватило сил, чтобы повернуть голову. Самым страшным было то, что я прекрасно знал, что увижу.

И я не ошибся. Меня держала за руку именно она — та женщина, которую я видел в темноте за окном. Та же бледность, длинные плохо расчесанные волосы, тонкая, еле заметная полоска губ, а главное — тот же бесконечно печальный взгляд, который так потряс меня еще вчера.

Она была удивительно красива. Накануне через стекло окна я почти не видел ее лицо. Теперь, при лунном свете, я смог рассмотреть его как следует. Такого прекрасного лица с такими правильными чертами я еще никогда не видел. Только едва заметная родинка на щеке нарушала гармонию, лишая лицо идеальности, но придавая ему очаровательную неповторимость.

И эта самая прекрасная в мире женщина держала меня за руку. Причем довольно крепко. Конечно, я мог бы вырваться и уйти в гостиницу, но ее полные мольбы глаза не дали мне этого сделать.

«Останься, не уходи!» — эти ее слова я не услышал, а, скорее, прочитал у нее по губам.

С трудом переступая одеревеневшими ногами, я пошел за ней. Она влекла меня через заросли к какой-то полуразвалившейся служебной постройке, темневшей за кустами. Мы шли все быстрее и быстрее, под конец перейдя на бег. Я еле поспевал за ней, но замедлить шаг не мог, поскольку она не выпускала мою руку. Удивительно, что я себе ничего не сломал по пути, ведь я вообще не глядел под ноги. Да и не увидел бы ничего в такой темноте. Однако оступился я всего один раз — когда мы уже входили во тьму сарая, я запнулся о порог. Но моя спутница не дала упасть, схватив меня за плечо. У нее были очень крепкие руки.

В сарае я уже совсем ничего не мог разглядеть. Даже тусклая луна, едва освещавшая улицу, не проникала сюда своими лучами.