Ричард Марш - Жук

Подобного грубого намека было достаточно даже мне. Я молча проводил ее до крыльца; без единого слова отрясла она прах дома моего с ног своих.

Ох и натворил я дел. Я думал об этом, пока стоял у двери и смотрел ей вслед: удалялась Дора с такой огромной скоростью, что я не осмелился спросить, не кликнуть ли ей извозчика.

Мне начало казаться, что это как раз тот случай, когда, мягко говоря, необходимо прогуляться по набережной; я только-только вернулся в дом одеться потеплее, как подъехал экипаж, из которого вышел старый Линдон.

Мистер Линдон был взволнован: по нему сразу видно, когда это так, потому что, волнуясь, он начинает потеть, а как только он вышел из экипажа, то сразу снял шляпу и принялся вытирать платком ее подкладку.

— Атертон, мне надо с вами поговорить… очень серьезно… где-нибудь без свидетелей.

Я сопроводил его в лабораторию. У меня правило не принимать в ней гостей; это все же мастерская, а не игровая — там принято уединяться, однако с недавних пор все мои порядки превратились в пустой звук. Стоило Линдону очутиться внутри, как он начал пыхтеть и нервничать, утирать лоб и выпячивать грудь, будто его распирало от чувства собственной важности. Затем он заговорил во всю мощь своего голоса, отнюдь не тихого:

— Атертон, я… я всегда видел в вас как бы… сына.

— Вы очень добры.

— Всегда считал вас человеком… рассудительным; таким, что даст разумный совет, когда тот… весьма… и весьма желателен.

— Это тоже очень любезно с вашей стороны.

— И посему я не стану просить извинения за то, что пришел к вам в… как бы это сказать… в тяжкое для моего семейства время, в тот час в истории Линдонов, когда совершенно необходимы… необходимы деликатность и здравый смысл.

На сей раз я удовлетворился кивком. Я уже предвидел, к чему идет дело; так сложилось, что мне легче сохранять ясность ума в беседах с мужчинами, а не с женщинами: с первыми мне намного легче понять, на каких позициях я стою.

— Что вам известно об этом типе, о Лессинхэме?

Я знал, что Линдон заговорит о нем.

— Не больше, чем остальному миру.

— А что о нем известно остальному миру?.. Таков мой вопрос! Крикун, ханжа, пустозвон, выскочка — вот что о нем знает весь мир. Этот человек — политический авантюрист: в погоне за славой, сомнительной и преступной, потакает прихотям своих соотечественников. Он начисто лишен достоинства, совершенно беспринципен, ему чужды всякие устремления настоящего джентльмена. Что вы знаете о нем, помимо этого?

— Я не готов допустить, что вообще был в курсе изложенного вами.

— Ну нет, все это для вас не ново!.. не мелите ерунду!.. вам по нраву покрывать этого типа! Я от своих слов не отказываюсь — никогда не отказывался и не собираюсь… Что вам известно о нем самом, а не о его политической карьере: что вы знаете о его семье… о личной жизни?

— Хорошо… знаю я не очень много.

— Ну конечно!.. все мало что о нем знают! Этот человек как гриб — точно, как поганка! — выскочил откуда-то однажды ночью, не иначе, как из грязной канавы… Так-то, сударь, ему не только ума не достает, он и вести себя не умеет, даже притвориться не в силах.

Линдон довел себя до исступления, и лицо его покрылось не слишком приятной на вид мешаниной алых и пурпурных пятен. Он бухнулся в кресло, разбросал полы пальто, раскинул руки и продолжил начатое:

— Семейство Линдонов представлено, на данный момент, одной юной… леди… моей дочерью, сэр. По ней судят обо мне, и ее долг следить за тем, чтобы обо мне не судили превратно, — так-то, сударь! Больше того, но это пусть останется между нами, сэр, она обязана выйти замуж. Мое состояние только мое, и мне не хотелось бы, чтобы его заполучил по той или иной причине один из моих братцев. Ума у них не палата, и… и мне, как ни крути, родство с ними чести не делает. Дочь моя, сэр, может выйти замуж за кого угодно — как ей будет угодно! В Англии не найдется никого, ни пэра, ни сэра, кто не оценил бы чести взять ее в жены… Я так ей и сказал… да, сударь, так и сказал ей, хотя вы… вы наверняка подумали, что уж ей-то и говорить об этом не требуется. Однако что, по-вашему, она сделала? Она… она взяла и… не могу сдержаться и не назвать это так… взяла и связалась с этим типом, с Лессинхэмом!

— О нет!

— Говорю вам, да!.. богом клянусь, такого я не желал. Я… я не раз предупреждал ее, что он негодяй; приказывал… приказывал ей забыть про него раз и навсегда. Но, как… как вы видели вчера вечером в Парламенте… перед всеми членами Палаты общин, после всего пустого вздора, что он нес там, без единого проблеска здравого смысла или предложения, способного… способного выдержать критику, она вдруг ушла с ним, так нарочито и… позорно взяв его… под руку, тем самым презрев… да, презрев собственного отца… Как чудовищно для родителя — для отца! — терпеть подобное обращение от своего отпрыска.