Кортни Коул - Ноктэ [litres]

Теперь из меня вырывается дикий визг, я корчусь на постели, пытаясь встать, но отец крепко держит меня, старается утешить. Я не сразу понимаю, что в комнату входят две медсестры и становятся по обе стороны от меня. Одна из них вводит что-то в мою капельницу, и все возбуждение сходит на нет. Злость исчезает, и чувства безысходности словно и не бывало.

– Пожалуйста, позвоните Дэру, – последнее, что я успеваю прошептать, – пожалуйста!

Все погружается в черное.

– Выпустите меня! – кричу я, извиваясь в попытках вырваться из рук медсестер. – Я не хотел навредить ей! Я лишь хотел помочь! Как вы не понимаете?

Никто не понимает этого, никому нет дела. Они стягивают мои руки эластичными бинтами и привязывают их к кровати.

Я бессильно рыдаю в подушку, прежде чем закусить ее зубами. Я бы ни за что не навредил Калле.

Никогда.

Все, что я делаю, я совершаю ради нее.

– Пустите меня! – умоляю я. – Я не могу оставить ее одну. Пожалуйста! Я больше так не буду! Я больше так не буду!

Но они не обращают на меня никакого внимания, и когда я поднимаю глаза, то вижу лицо отца, прижатое к стеклу палаты.

Я кричу ему, но он ничего не отвечает. Отец исчезает и больше не возвращается.

– Вернись, – шепчу я.

Но он не возвращается.

Мои слезы такие горячие, что обжигают глаза, стоит мне лишь подумать о моей сестре, спрятанной от меня где-то в огромной больнице, одинокой и напуганной, уверенной в том, что я пытался ее убить.

Я бы никогда не поступил бы так. Разве я бы смог?

ТыСмогТыСмогТыСмог. РазвеТыНеПомнишь? Мои голоса смеются надо мной, шепчут мне в ухо, визжат. ТыСделалЭтоТыСделалЭто.

Но я не делал этого.

Я не мог.

Но мои руки привязаны к кровати, и с этим нельзя ничего поделать.

Я подсыпал ей орехи. И это нельзя отрицать.

Закрываю глаза, не обращая внимания на пересмешки в моем разуме, пытаясь заставить их заткнуться.

СестроубийцаСестроубийцаСестроубийца. ТыЧудовище. Чудовище. ТыПодНашимКонтролем. МыСледимЗаТобой.

Чудовище.

Когда я открываю глаза, взгляд мгновенно концентрируется на Дэре рядом со мной.

Он свободно раскинулся в кресле, его глаза закрыты, а руки спокойно лежат на подлокотниках. Его тело все такое же вытянутое, стройное и гибкое. Он так же прекрасен и мрачен, как и прежде, но самое главное – он здесь.

Он здесь.

Я делаю глубокий вдох и моргаю, чтобы убедиться, что это не игра моего воображения.

Но он все еще здесь.

– Дэр, – доносится до меня собственный грудной хриплый голос.

Мне кажется, что мой голос слишком тихий, но Дэр реагирует. Его глаза мгновенно распахиваются и смотрят прямо мне в лицо.

И тут же он вскакивает со своего кресла и оказывается на коленях около моей кровати, прижавшись лбом ко мне.

– Калла, – его губы ласкают мою кожу, – слава богу!

– Как ты здесь оказался? – спрашиваю я в замешательстве. – Неужели отец…

Дэр кивает.

– Ты попросила его позвонить мне, и он так и поступил.

Благослови его небо! Поток благодарности проносится сквозь меня.

– Где он? Он пошел к Финну?

– Я не знаю, – отвечает Дэр. – Я сказал ему, что посижу с тобой, пока он не вернется.

Я закрываю глаза и вдыхаю его мускатный аромат, смешанный с запахом улицы.

– Не уходи, – прошу его я. – Пожалуйста! Однажды ты уже пообещал мне это, помнишь?

Он кивает.

– Помню. И я этого не сделаю. Больше не проси меня об этом.

Я киваю. Не попрошу.

Он берет меня за руку, его пальцы мягкие и приятные на ощупь.

– Что ты помнишь, Калла?

– Финн передал мне тарелку, – рассказываю я. – Я съела всего три кусочка, а потом поняла, что там были орехи. Пекан.

Дэр закрывает глаза.

– Как хорошо, что ты здесь, – говорит он, не открывая их. – Твой папа сказал, что даже один орех мог бы тебя убить. «Скорая» еле успела.

– Но все-таки успела, – напоминаю я ему. – И вот я здесь. Пожалуйста, пусть они освободят Финна. Он не хотел навредить мне. Я знаю, что он не собирался. Он бы никогда…

Но Дэр отступает слегка назад и садится.

– Я не знаю, что они собираются делать, – говорит он неопределенно. – Это не касается меня.

Я закрываю глаза, жгучая боль разрывает мою грудную клетку изнутри.

– Наверное, ты был прав. Видимо, мне действительно нужно было отделиться от него. Я думала, что могу быть его поддержкой… но похоже, я причиняю одну боль. Его бесит, что я так тоскую по маме. Может, он просто хотел таким образом избавить меня от страданий. Если бы меня не стало, он мог бы сконцентрироваться только на себе… не беря в расчет меня.