— Луна умерла.
— Когда?
— Когда человек впервые шагнул на неё. Сказка погибает, если начать ее анализировать. Волшебство не нуждается в точном разборе. В этом его сила и слабость. Оно просто есть.
— А что есть волшебство?
— Каштановые сны.
На серебрящемся в свете уличных фонарей снегу угрожающе темнеют капли крови. В глазах вдовы отчаяние, хотя муж по-прежнему улыбается ей… с многочисленных фотографий. И вот она накрывает на стол, разливает вино по бокалам.
— Возвращайся, — шепчет в пустоту. — Я не могу без тебя!
— Не вернусь, — отвечает ей пустота. — Но ты легко можешь присоединиться ко мне.
— Разве в этом любовь? — всхлипывает вдова.
— И в этом тоже…
— Но ведь любви нет? — обращаемся мы к Дракону, выпрыгивая из окна ее квартиры. — Ведь нет же?!
— Решай сам.
А парой этажей ниже, в мареве табачного дыма, в окружении дурных воспоминаний, мужчина играет с револьвером. Игра стара, как мир: одна пуля, шанс — шесть к одному. Щелчок прокручиваемого барабана. Оглушающий звук добровольно спускаемого курка.
Бах!
И в глазах вспышка прозрения…
— С Наступающим, — бормочут его мозги, стекая по стене.
— И тебя! — хохочет сосед в квартире напротив, откупоривая бутылку шампанского.
Бах!
Дракон летит над неспящим городом — бесчисленные ряды домов, в которых призраки сидят за одним столом с живыми и чокаются фужерами, полными игристого вина. Тут же и вилки в салатах, и красная икра, и селёдка под шубой… И какая-то девочка нервничает, наблюдая за своим молодым человеком. Для неё многое важно. А для него?
Позже он ласкает ее промежность, жадно вдыхая запах ее естества. Она закатывает глаза, выгибает спину, постанывает. И всевозможные мысли сталкиваются в ее голове — так до тех пор, пока наслаждение не затмевает всё. А из камина за ними наблюдает иностранец Санта-Клаус. Смущённый, он гадает, чего бы положить им под ёлку: контрацептивы или всё же пинетки?..
Увы, дети слишком быстро растут, тем самым подгоняя старость своих родителей.
— Я — мудрость тысячелетий. И нет ничего глупее и наивнее, чем я.
Брошенная на произвол судьбы, лодка угрюмо молчит на берегу, а где-то сквозь стылую чащу пробирается отощавший от голода оборотень. Он злобно рычит, вынюхивая добычу. Лодка же скучает. Она ждёт, когда растает лёд и возродится река. Но река вечна, а лодка уже начала подгнивать. Ведь лодка никому не нужна…
И где-то на краю света маяк слепит искрящуюся зимнюю тьму, пока корабли упрямо спешат по волнам домой. В их трюмах вода, их днище давно пробито, а команда мертва. Но корабли по-прежнему спешат домой. Маячник же читает Блока:
…И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не придет назад…
— С праздником вас!
— И вас, два гамбургера, пожалуйста. Кстати, а в чем разница между одними бургерами и другими?
Девушка-продавщица жеманно улыбается. Улыбка у неё очень нежная, как и ее глаза, в которых толика пошлости граничит с океаном наивности, и всё это расцветает пышным цветком надежд для мужчин, которых она ещё пока не встречала.
— Разница? Наверное, только в том, что в один бургер мы плюнули, а в другом поджарили таракана. А ещё у нас есть толстушка, так вот она…
— Давайте тот, в который плюнули. Знаете, я ведь ни разу не целовался. Пусть это зачтётся как первый поцелуй.
— Поцелуй со вкусом фастфуда? Кстати, у нас действуют предпраздничные скидки!
А грустный старик-уборщик трёт кафель. Ему некуда идти, не к кому спешить. Он и забыл уже, что это за праздник такой. Однажды он влюбился — хорошее было время! Но мужчина, которого он полюбил, бросил его. Мужчина, которого он полюбил, был Адонис — восхитительное изваяние из мрамора. И теперь Адонис в другом музее, куда старика-уборщика не берут на работу.
Всё, о чем мечтал когда-то, ветром унесло…
В модном ресторане звучит странная музыка: ненавязчивая, даже незаметная, — идеальный аккомпанемент для симфонии жующих ртов, лязгающих вилок и шуршащих купюр… Мы же смотрим в глаза, в которых видно, что люди по-прежнему играют друг с другом, хотя игра давно уже перестала им нравиться. В принципе, она никогда им не нравилась. Зачем тогда играть? Почему нельзя быть честными? Да они и сами не знают, все эти — эх! — люди, люди… Но они подсознательно чувствуют, что Истина продалась за мятую сотку, и с ней такое вытворяли — о-о-о…
Бах! — услышим мы позже. Но что это? Очередная бутылка шампанского или очередной револьвер?
Читать дальше