Array Журнал «Аконит» - Аконит, 2020 № 07-08 (цикл 2, оборот 3:4, февраль)

— Слушай, — говорит он, — ты говорил, проблемы с семьёй. Но ты не должен приносить их с собой, понима…

Небо темнеет. Сзади нас раздаётся короткий вскрик. Оборачиваемся — двор опустел. Сверху падает и разлетается на осколки смартфон.

— Не понял, — говорит менеджер. Хочу объяснить ему, что это мои проблемы пришли за мной, но просто отворачиваюсь и зажмуриваю глаза. Еле заметное движение воздуха за спиной; звук, будто что-то тянут вверх с большой скоростью. Секунда абсолютной тишины, словно даже крысы боятся пискнуть. Грохочут, удаляясь, шаги, и всё живое вокруг облегчённо вздыхает.

Открываю глаза. Мысли заглушил страшный барабан, поселившийся в сердце. Во дворе ни людей, ни грузовика. Двери в ресторан тоже нет; стену на её месте стянули, словно пластилин; кажется, я даже вижу отпечатки пальцев на штукатурке. Гигантских пальцев.

Забегаю в ближайшую арку. Надо забрать Лизу, а потом… Исполинская босая ступня проминает асфальт между «хондой» и грузовиком. Переждать здесь? Здание содрогается до основания, и я падаю. В лицо летит бетонная крошка. С трудом встаю. В ушах звенит, арка болтается перед глазами, гигантские змеи тыкаются в решётку. Не змеи — пальцы. Жёлтые ногти, под которыми скопилась грязь, скрежещут по железу. Бегом возвращаюсь во двор, заскакиваю в подъезд, вжимаюсь в угол. Пусть, пусть меня обнаружили, но Лиза здесь ни при чём. Надо сказать ей самое важное, пока не стало слишком поздно.

На экране смартфона застыла ненавистная зелёная трубка. Красного значка нет, вообще никаких альтернатив. Ты пойдёшь в школу, поступишь в университет, отслужишь в армии, устроишься на работу. Ненавистный кусок пластика улетает к ступенькам. Видимо, тачскрин реагирует на удар, потому что снаружи всё разом затихает. И в наступившей тишине раздаётся знакомый голос. Он доносится одновременно из динамика и откуда-то с невообразимых высот:

— Алло? Сынок?

— Мам мне уже тридцать лет, — кричу я. Жалкое зрелище: джинсы порваны на коленях, ладони кровоточат, одежда белая от пыли. — Хватит со мной сюсюкаться! Я уже работаю, встречаюсь с девушкой, которую люблю. У меня должна быть своя жизнь. Взрослая жизнь.

— Но для нас ты всегда будешь маленьким, — раздаётся второй голос. На площадке темнеет: я не вижу, но знаю, что это два лица поочерёдно заглядывают в окна. Сверху лопается стекло, затем звук раздаётся вновь, уже ближе. Скоро меня найдут. Они всегда меня находили, куда бы я ни забирался.

— Отпустите Лизу, — кричу я. — Она ни в чём не виновата.

— Но милый, — говорит мама. — Лиза здесь. С ней всё хорошо. Сам посмотри.

Это последняя капля. Я покидаю убежище. Во дворе царит разруха. Куски стен валяются, словно детали от «лего». Перевёрнутый грузовик кажется игрушечным рядом с исполинскими фигурами, которые подпирают небо. Одна скрестила руки на груди, другая наклоняется ко мне:

— Смотри, Лиза здесь, — пальцы аккуратно опускают тело, которое тут же безвольно валится на асфальт. В глазах-пуговицах нет ни любви, ни интереса к жизни, стежки плотно стянули рот, тряпичные руки не тянутся ко мне. И всё же, я обнимаю эту подделку, потому что альтернатив всё равно нет.

Так проходит несколько минут. Я стою на коленях, слёзы капают на тряпичное лицо, мир вокруг чужой и непостижимый, а время играть подходит к концу. Сколько раз я сбегал, сколько меня находили? Кажется, я никогда и не был взрослым, это всё страшная игра, а рядом родители, они такие большие, что я легко помещаюсь у отца на ладони, мамины глаза смотрят на меня с затаённой тревогой: не брошу ли я их, не потеряюсь ли, но нет, я здесь, и они здесь, и даже Лиза, и мы никогда, никогда не умрём.

— Пошли спать, — говорит папа. Ему не нравится, что я играю с куклами, но что поделать. Сильные руки подхватывают меня и несут над зданиями и улицами, к колыбели с решётками вместо стен. В воздухе разливается знакомая мелодия, тихая, словно весенняя капель. Она должна убаюкивать, но почему от неё всё сжимается внутри?

Свен не завидовал соседке, которой оставил ключи от своей стокгольмской квартиры в канун 1970 года. Теперь наверняка фру Вальстедт примет его за сумасшедшего — если, конечно, не думала так раньше.

Что найдут у него дома, кроме облезлого кота? Окурки и пыль? Нераспечатанные письма от друзей и бывших коллег? Не важно. После того, как он умрёт, свежий номер «Экспресса» украсят фотографии газетных вырезок, развешенных в комнате, кухне и даже туалете.