Альбина Нурисламова: Потерянные

Дом был крепкий, ремонта почти не требовал. К нему прилагался роскошный сад с яблонями, вишней и смородиной. Родители построили две большие теплицы, отличную баню и обнесли свое хозяйство двухметровым забором. Теперь выманить их из-за него было почти нереально.

— Да? Ну, как знаешь, дочка, — с едва заметным облегчением в голосе проговорила мама. Ехать в город и в самом деле большого желания не было. — Саша звонил? У него все нормально?

— Нормально, каждый день звонит по скайпу, — отрапортовала Кира. — По телефону дорого получается.

— Вам сейчас хорошо. А в наше время таких штучек не было. Или письма пиши, или по телефону разговаривай.

— Как папа?

— Как всегда. Баню топить собирается, Ириша со своими обещала приехать. Я по девочкам соскучилась — сил нет. А вы с Ирой когда созванивались? — безо всякого перехода спросила Лариса Васильевна.

— На днях. Точно не помню. А что?

— Да ничего. Вы уж общайтесь, не забывайте друг друга.

— Мам, опять ты за свое! — Кира почувствовала знакомое раздражение. Переехав за город, мать стала считать, что дочери без чуткого материнского присмотра «утратят связь». Хотя никаких предпосылок для этих страхов не было.

Ира и Кира не ссорились, не конфликтовали даже в детстве, хотя особой душевной близости между ними не было. Они не всегда понимали друг друга: сказывалось различие жизненных интересов, целей и устремлений. Ира, которая была на семь лет старше сестры, занималась только домом и детьми. Вышла замуж еще в институте и сразу родила Катьку. Кое-как окончив вуз, забросила диплом в дальний ящик стола, и с тех пор ни разу не доставала. Кира жила по-другому. Но это не мешало сестрам любить друг друга. Так что тревожиться Ларисе Васильевне не стоило.

— Катеньке летом поступать, — сказала мать, опять резко меняя тему, — Ириша говорит, она опять передумала. Собирается учиться на парикмахера-стилиста, на курсы хочет пойти. Вот скажи на милость, что это за работа такая — в чужих волосах ковыряться?

— Работа как работа. Все ходят в парикмахерские, и ты тоже, — машинально заметила Кира.

Бесконечные разговоры про Катькино профессиональное будущее ей порядком надоели. Старшая племянница Киры не могла похвастаться успехами в учебе и по пять раз на дню передумывала насчет поступления. То соглашалась пойти учиться в какой-нибудь вуз, на который у папы Игоря хватит средств, то наотрез отказывалась от получения высшего образования и пугала родных кулинарным или швейным училищем. Теперь вот эти курсы. По глубокому Кириному убеждению, надо было оставить девочку в покое. Летом видно будет. А сейчас Катьку слушать — только нервы портить.

— Ой, не знаю. Ириша вся извелась. А вот Анечка молодец! Олимпиаду выиграла по истории, — с гордостью сказала мама.

— Знаю, Ира говорила. Анька умничка. С ней таких проблем не будет.

— Дай-то бог. Ладно, Кирочка, лечись. Если что, сразу звони! — Лариса Васильевна торопливо свернула разговор: надо было готовиться к приезду старшей дочери.

— Пока, мам. Целую. Папе и Ирке с ее командой привет.

— Передам. Целую, моя дорогая.

«Дорогая»… Как это типично для мамы! Не «золотая», «маленькая» или «хорошая». Никогда — «зайка», «солнышко», «котенок» или «ягодка». Отношение Ларисы Васильевны к дочерям всегда отдавало некоторой прохладцей. Нет, конечно, и она, и папа, любили своих дочек. Помогали делать уроки, одевали с иголочки, покупали дорогие игрушки, водили Киру на музыку, а Иру в художественную школу. Вывозили летом в Крым и на Золотые Пески, зимой выгуливали на каток. Постарались обеспечить им хорошее будущее. Короче говоря, делали все, что положено.

Просто так сложилось, что центром их с отцом жизни были не дети, а совместные увлечения. Максим и Лариса с юности были вместе: абитуриентами познакомились в коридоре строительного института, поступили на один факультет, окончили вуз, поженились, попали по распределению в один проектный институт, где и проработали впоследствии всю жизнь. Оба были заядлыми библиоманами, увлекались живописью и классической музыкой. Время от времени летали в Москву слушать оперу.

Кира и Ира, как и все дети, любили папу и маму. Но, все больше с возрастом осознавая некоторую отстраненность родителей, привыкли отвечать им тем же: спокойной мягкой привязанностью. Иногда Кира немножко завидовала Гельке, для которой мама была одновременно лучшей подругой. Гелька рассказывала, что никогда и ничего не скрывала от мамы, советовалась и совершенно спокойно доверяла любые секреты. Правда, она умерла, когда дочери было всего восемнадцать. Геля чуть с ума не сошла от горя, и неизвестно, как бы вообще выжила, если б не познакомилась с Серегой.