Каждый подспудно винил другого, в то же время ощущая обиду, ярость и вину при мысли о том, что подобное же несправедливое порицание излучается и противоположной стороной. Затем легче стало все замести под ковер; они слишком уж выдохлись, чтобы предпринимать что-то еще. И так оно и длилось: молчания, отдельность, отчаянное придумывание разговоров, которые, как оба знали, будут безнадежны.
Здесь в эмоциональном центре проза становится обща, почти зачаточна. Узор тени и блеска — или тщательно проработанного разрешения и ослепительного сияния — парадоксален. Но когда мы отворачиваемся от внутренних жизней главных героев, у нас остается их ощущение скорее полное, чем нет. Мы знаем, что чувствуют Дороти и Фред, так же, как нам известны чувства Офелии или Медеи, а не так, как мы знаем чувства Лили Барт [13] Главная героиня романа американской писательницы Эдит Уортон (Идит Ньюболд Джоунз, 1862–1937) «Обитель радости» (также «В доме веселья», The House of Mirth, 1905).
.
О, Дороти! Инглз берет для своей героини имя, в первую очередь известное всем нам как имя девочки, которая стремится вернуться домой. Пытаясь, как это ни странно, выбраться из зачарованной земли дружбы и приключений — обратно к дому, где «не видно ничего, кроме громадной серой прерии со всех сторон» [14] Из первой главы романа американского писателя Лаймена Фрэнка Бома (1856–1919) «Удивительный волшебник из страны Оз» (The Wonderful Wizard of Oz, 1900).
. Миссис Калибан — блистательный эскапист с естественным даром к детали, но куда ж идти ей? Поневоле вспомнишь, что́ Шекспиров Калибан говорит о своем острове потерпевшему кораблекрушение дурню Стефано, которого Калибан принимает за бога:
Не бойся: этот остров полон звуков
И голосов отрадных и безвредных.
Порой как будто сотни инструментов
Звенят в моих ушах; порой проснусь я,
А пенье вновь баюкает меня,
И в сладком сне, раскрывшись, облака
Меня осыпать золотом готовы.
Так это радостно, что, пробудившись,
Я снова сон зову [15] У. Шекспир. «Буря», действие III, сцена 2. Пер. Т. Щепкиной-Куперник.
.
Фред забыл три вещи подряд, не успев дойти до двери, чтобы ехать на работу. Потом вспомнил, что хотел взять с собой газету. Дороти не озаботилась сообщить, что сама еще не дочитала ее. Просто вернулась и вынесла. Он еще пару минут помешкал, обхлопывая себе карманы и не понимая, брать ли ему зонтик. Она ответила на все его вопросы и подпустила еще несколько своих: нужен ли ему зонтик, если у него машина, в самом ли деле похоже, что пойдет дождь? Если у него в машине какой-то странный призвук, не лучше ли поехать автобусом и нашел ли он тот другой зонтик? Должно быть, тот где-то в конторе остался; хороший раздвижной был, и она предположила, что с ним ушел кто-то другой.
Подобную ектению они уже начитывали множество раз. Фреду как будто бы нужны установленные слова этого ритуала, чтоб не оступиться в начале дней, когда ему выпадает некое испытание — такое, из-за чего он нервничает.
— Вечером могу задержаться, — произнес он. — Там что-то с… пока еще не знаю, но позвоню из конторы. Ничего?
— Конечно. Ладно.
Она стояла у двери, пока он выходил и двигался по дорожке перед домом. Не оглянулся. И, конечно, не целовал ее на прощанье он много лет. Точно так же начиналась у него та интрижка с девушкой из рекламного отдела: допоздна засиживался в конторе. Наверное. А может, тут все взаправду, но она уже ничего в нем не понимала.
Она заправила постели, пропылесосила, умылась и оделась — и стояла у кухонной мойки, мыла посуду, когда посмотрела на радио и подумала, не включить ли его. То был крупный темно-коричневый старомодный приемник — из тех, что похожи на готический собор 1930-х годов.
Последние три недели в радиопередачах она слышала такое, что никак не могло быть настоящим. Впервые случилось в рекламе сухой смеси для кексов — женский голос совершенно обыденным тоном (как и во всей остальной рекламе) произнес: «Не волнуйся, Дороти, будет у тебя еще один ребенок. Нужно только расслабиться и перестать из-за этого маяться. Гарантию даю». И после голос опять вернулся к смеси для кексов, которая не подведет.
Она не подумала, что сходит с ума — вот так вот сразу. Сочла, что это просто ее собственные мысли силой проникают в низкочастотные звуки и их навязчивый ритм. Однако назавтра в программе новостей она услышала о курице, умевшей играть на скрипке, — «Хейфец курятников», как называли эту птицу, — а впоследствии через знакомых выяснила, что другие люди, очевидно настроившиеся на ту же волну по шкале, такого не слышали.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу