Джеймс Риз - Досье Дракулы

Позднее

Вернулись после ужина. Море буквально кипит, и многие из нас чувствуют себя неважно. Тем, кто с Запада, наверняка хотелось вернуться на свои равнины, а труппа «Лицеума» предпочла бы играть в самом задрипанном крысятнике из всех захолустных театров, лишь бы только доски сцены не уходили из-под ног. Только самый отъявленный скот не посочувствовал бы нашим женщинам. Некоторые из них наотрез отказываются возвращаться в каюты. Навалив грудой подушки и коврики, они разбили лагерь на полу судовой гостиной. «Возможно, скученность и способствует безопасности, — предупреждает их наш капитан, — но в этой старой пословице ничего не говорится о морской болезни». Тем не менее позеленевшие от качки дамы и не думают сворачивать свой лагерь.

Конечно, Эллен недомогание не коснулось. С ней все в порядке, но, поскольку само присутствие этой «новой женщины», [33] «Новая женщина» — термин, имевший в то время широкое хождение, и не всегда в положительном, лестном смысле. Предполагалось, что именно такова Мина Харкер из «Дракулы». которую высмеивают, но которой одновременно завидуют, уже немного раздразнило дамское общество, она делает вид , будто ей плохо, ухаживая за теми, кому хуже всего. К слову, она не смогла удержаться за столом от того, чтобы не рассказать мне о жене Ковбоя — назвать ее Ковбойкой мне показалось неучтивым, — которая недавно со слезами на глазах призналась Э. Т., что «морская болезнь хуже двух акров зубной боли».

Два часа ночи

Если я берусь за эти страницы в третий раз за ночь, то лишь для того, чтобы признаться: я сейчас столь же неспокоен, как море. Ибо мы с Э. Т. только что пробыли несколько часов в обществе Генри, который в последнее время не может говорить ни о чем другом, кроме как о нашем будущем «Макбете».

Он поведал нам, что оказался в затруднительном положении: его волнует постановка сцен с ведьмами — должна ли быть музыка, когда Макбет впервые встречает их на вересковой пустоши? И так далее. Он надеялся найти решение, обсуждая эти вопросы с нами. По этой причине Генри, разве что не лопаясь от дружелюбия, высказал мнение, что, дескать, в такую ночь на море обязательно нужно пить горячий пунш, и предложил нам втроем вернуться в его каюту и приказать подать пунш туда. Нам с Эллен не хотелось покидать салон, но «просьбы» Генри на самом деле — приказы, и ему нельзя отказать: когда на Генри Ирвинга нисходит вдохновение или нападает бессонница, он стремится к компании и непременно добивается своего. Так и вышло: некоторое время мы просидели и проговорили втроем. В итоге беседа закончилась, как всегда, в пользу Генри, и я покинул его каюту с перечнем поручений, которыми должен заняться Стокер . У меня и сейчас звенят в ушах его пространные объяснения и высокопарные разглагольствования. Я слышу, как он играет .

По прошествии нескольких часов мне нестерпимо захотелось уединения и ясности, которая приходит порой, когда я, как сейчас, касаюсь пером бумаги. Однако на сей раз никакой ясности нет, никакой вообще. Только виски и слова, которые я не решаюсь написать, — море слов, на котором мое сердце покачивается, как наш корабль.

Неужели я дошел до того, что ненавижу его? Ну вот, я и написал это.

4 мая 1888 года

Дражайший Кейн!

Я только что получил твое послание, датированное 15 апреля и переправленное мне из «Звезды», ибо тамошние глупцы «забыли» отдать мне письмо по его прибытии. Я буду рад, дружище, вернуться к контролируемому окружению Сент-Леонардз и «Лицеума», несмотря на то что первое полностью контролирует Фло, а последнее — Генри!

Что касается твоего письма. Ты не обязан передо мной извиняться за его краткость. Отвечать на мое письмо таким же длинным посланием не имело смысла. Тебя оно отвлекло бы слишком надолго от твоей истинной работы, которой ждет мир, а я в случае получения тридцати с лишним страниц, вышедших из-под твоего пера, был бы подавлен необходимостью написать в ответ по меньшей мере столько же. Никаких подобных обязательств не существует между теми, кто испытывает друг к другу симпатию. Этот урок я усвоил у леди Уайльд. Она настаивает на том, что друзья должны говорить или писать, когда у них есть желание, давая откровенности показать степень их взаимного участия.

Конечно, меня греет надежда на нашу скорую встречу. Если мне удастся благополучно пережить это плавание (а капитан уверяет нас в этом, заявляя, что плохая погода уже позади) и увидеть на пристани в Ливерпуле твое лицо, я буду безмерно рад и в таком случае задержусь в этом городе на ночь. Но если ты не сможешь меня встретить, то меня устроит Сент-Леонард или твоя городская квартира на Виктория-стрит. [34] По свидетельству Вивьена Аллена, автора исследования «Холл Кейн. Портрет викторианского сочинителя» (1997, Шеффилдское академическое издательство), Кейн постоянно держал в Лондоне комнаты и останавливался там, когда покидал замок Гр и ба. Тогда я удовлетворюсь тем, что вместо дружеских объятий отправлю тебе из Ливерпуля эти страницы.