Камиль Фламмарион - Люмен

Lumen. — Это возражение доказывает мне, что ты отлично усвоил принцип изменения вида созвездий, по мере движения в какую бы то ни было сторону в пространстве. И это бы так и было, если бы орбита земная была достаточно обширных размеров, чтобы две противоположные точки ее могли изменять вид неба.

Quaerens. — Семьдесят четыре миллиона лье…

Lumen. — He представляют ничего в ряду небесных расстояний и так же мало могут изменить перспективы звезд, как шаг в сторону на фонаре Пантеона не может изменить для наблюдателя видимое расположение зданий в Париже.

Quaerens. — На некоторых средневековых картах зодиак изображается пределом небесного свода. Так, значит, это была чистая фантазия, если созвездий в действительности не существует, а есть простые внешние сближения, благодаря перспективе.

Lumen. — Очевидно. Старое теологическое небо не имеет в настоящее время никакого основания, и простой здравый смысл говорит, что его не существует. Двух истин, прямо противоположных одна другой, существовать не может, и необходимо, чтобы духовное небо согласовалось с реальным; и вот это-то и имеют целью доказать тебе мои разговоры.

На планете Андромеды, о которой я тебе говорю, в действительности ничего нет из созвездия Андромеды. Звезды, которые с земли кажутся соединенными и послужили к составлению небесного рисунка дочери Цефея и Кассиопеи, разбросаны в пространстве на всевозможных расстояниях и во всевозможных направлениях. Ни тут, ни в другом месте нельзя найти никакого, признака следов земной мифологии.

Quaerens. — Таким образом утрачивается поэзия… Я бы, конечно, испытывал чувство сладкого удовлетворения, зная, что мне предстоит провести целую жизнь на груди у Андромеды. Это рисует картину. Во всем этом есть мифологический аромат и чувство жизненности. Я с удовольствием перенесся бы, не боясь чудовищ и заботясь о молодом Персее, в сопровождении его медузьей головы и знаменитого Пегаса. Но теперь, благодаря скальпелю науки, нет больше ни принцессы, стоящей без покрывала на краю волн, ни девы, держащей золотой колос, ни Ориона, преследующего Плеяды; Венера исчезла с нашего вечернего неба, и старый Сатурн уронил свой серп в ночную мглу. Наука все истребила! Я жалею о таком прогрессе!

Lumen. — Разве ты предпочитаешь иллюзию действительности? И неужели ты еще не знаешь, что истина несравненно лучше, выше, восхитительнее и чудеснее даже самого изукрашенного заблуждения? Что может сравниться во всех прошлых и настоящих мифологиях с одним лишь научным созерцанием небесного величия и движения природы? Какое впечатление может глубже поразить душу, чем факт безграничности пространства, занятого мирами, и необъятности звездных систем!

Какое слово красноречивее безмолвия звездной ночи! Какое представление может повергнуть мысль в более глубокую пучину изумления, нежели это путешествие света от звезды к звезде, запечатлевающее навеки преходящие события жизни каждого мира?! О, друг мой, освободись же от своих старых заблуждений и сделайся действительно достоин величия науки. Слушай дальше.

Благодаря периоду времени, какое употребляет свет, чтобы достигнуть от системы δ Андромеды до Капеллы, я, в этом 1869 году, увидел свое запредпоследнее существование, бывшее 550 лет тому назад. Это мир очень удивителен для нас. На поверхности его только одно царство: царство животное. Растительного — не существует. Но это животное царство очень отличается от нашего, хотя высшие его разумные представители обладают пятью чувствами, как и на земле. Это мир, не знающий сна и покоя. Он совершенно окутан розовым океаном, менее плотным, чем земная вода и более плотным, чем воздух. Это субстанция, занимающая середину между воздухом и водою. Не старайся точно представить ее себе: тебе это не удастся, потому что в земной химии нет подобного вещества. Некоторое понятие о нем тебе может дать углекислый газ, который невидим на дне стакана и который льют, как воду. Это состояние происходит вследствие постоянного присутствия определенного количества теплоты и электричества на этом шаре. Ты, конечно, знаешь, что на земле все тела — минералы, растения и животные — находятся в одном из трех состояний: в твердом, жидком или газообразном, и что все эти три состояния зависят исключительно от тепла, проливаемого солнцем на земную поверхность. Внутренний жар земного шара оказывает лишь незаметное действие на эту поверхность. Меньшее количество солнечного тепла обратило бы газы в жидкости, а жидкости — в твердые тела. Большее количество его растопило бы твердые тела и выпарило бы жидкости. Достаточно предположить большее или меньшее количество тепла, чтобы сделать воздух жидким (воздух, понимаешь?) и мрамор газообразным. Если бы вследствие какой-нибудь причины земная планета покатилась бы по касательной к своей орбите и удалилась бы в ледяную тьму пространства — ты увидел бы, что вся вода на земле сделалась бы твердой, а газы сделались бы жидкими, а потом тоже твердыми… Ты увидел бы… нет, ты не увидел бы этого, оставаясь на земле, но из глубины пространства ты мог бы присутствовать при этом довольно любопытном зрелище, если бы когда-нибудь вашему шару удалось пойти по касательной. И кроме того, заметь, что если бы наступление этого колоссального холода произошло внезапно, живые существа мгновенно замерзли бы на месте, и шар унес бы в пространство удивительную панораму всех человеческих и животных рас, застывших для вечности в тех разнообразных позах, какие каждое существо имело в момент катастрофы. Есть миры в таком положении. Это известные эксцентрические планеты, на которых живые существа, незаметно остановленные в своей жизни, вследствие быстрого удаления планеты от солнца, представляют из себя миллионы статуй. Большинство из них лежит, так как это глубокое изменение температуры совершается в несколько дней. Миллионы их лежат мертвые, или, лучше сказать, заснувшие в летаргическом сне. Холод сохраняет их от разложения. Через три или четыре тысячи лет, когда планета возвратится из своего темного ледяного афелия к блестящему перигелию к солнцу, плодотворная теплота согреет эту поверхность своими лучами; она быстро начнет увеличиваться и когда дойдет до того градуса, который присущ естественной температуре этих существ, — они воскреснут в том возрасте, в каком они были в тот момент, когда заснули, и примутся за свои прежние дела, не зная никоим образом, что они спали целые века. Есть даже такие, которые станут продолжать начатую игру, оканчивать фразу, первые слова которой были произнесены четыре тысячи лет тому назад. Мы видели, что в действительности времени не существует. Тут происходит в большом виде то, что в маленьком совершается на земле с вашими инфузориями, воскресающими под дождем после нескольких лет кажущейся смерти.