Р. Стайн: Няня

— Мы кого-то сбили! — закричал мужчина.

Я больше не могла себя сдерживать. Широко раскрыв рот, я заорала от ужаса. Крик шел откуда-то изнутри, словно из далекого прошлого… Крик, который я сдерживала семь лет.

Я почувствовала, что Тереза держит меня за плечи и пытается встряхнуть.

— Пожалуйста, Элли, перестань! Перестань кричать! Пожалуйста, перестань, Элли!

— Это же только олень! — закричал кто-то рядом.

— Только олень, — эхом отозвалась Тереза, крепко сжимая мои плечи. Ее лицо было так близко, а зеленые глаза расширились от удивления и смущения. — Только олень! Перестань, пожалуйста!

Это я кричу?

— Перестань, Элли, перестань! Это всего лишь олень!

Крик внезапно оборвался, горло саднило. Что-то глубоко внутри отчаянно пульсировало и сильно болело.

Я знала, что на меня смотрят все пассажиры автобуса, но притворилась, словно их не замечаю.

— Прости, — прошептала я, поворачиваясь к Терезе.

Тереза отпустила мои плечи.

— Я — загнанный олень, шептала я, в ободранном горле пересохло. — Я ведь как раз говорила, что я как олень. А теперь убили оленя, сбили на дороге. Ой, Тереза, это знак беды! Как ты не понимаешь? Это — знак беды!

— Элли! Сделай глубокий вдох! — велела Тереза. — Нет никакого знака! Автобус сбил оленя, только и всего. Нет ни знака, ни знамения, ничего! Ты ведь не веришь в эту чушь?

Я сделала глубокий вдох и задержала дыхание. За окном послышался вой полицейских сирен. Из кабины вылез водитель, и некоторые пассажиры вышли взглянуть на мертвого оленя.

Его отбросило в высокую придорожную траву. Олень лежал на боку, по виду ему еще не исполнилось и года. Хрупкая шея сломана, сквозь шкуру торчит белая лопатка. В круглых черных глазах застыл ужас. И кровь… Вокруг него образовалось целое море крови.

Тереза взяла меня за руку.

— Почему ты так кричала? Элли, ты ведь совершенно себя не контролировала! Я не могла заставить тебя замолчать!

— Прости…

Как мне объяснить ей? С чего начать? Тереза — хорошая подруга, и все же дружили мы недавно. С чего мне начать?

— Прости меня, — повторила я. — В средней школе я попала в ужасную аварию. С тех пор… Ну, все было так ужасно…

Тереза отпустила мою руку.

— О боже! В аварию? Что случилось? Что-то ужасное?

— Да, ужасное, — шептала я, уставившись в пол. — Произошла настоящая автомобильная катастрофа. Мы находилась на набережной. И я… Меня убили.

Повисла тяжелая пауза. Тереза пристально смотрела на меня, ее лицо выражало удивление. Тем временем автобус опустел. Только мы с Терезой остались на своих местах.

— Убили? — наконец выдавила Тереза. — Тебя?

— Что? — пробормотала я. — Меня? Нет… Я что, так и сказала?

Почему я так сказала? Почему я сказала, что меня убили? Неужели само с языка сорвалось? Неужели я и правда чувствовала себя убитой вместе с Уиллом?

Нет! Конечно, нет!

— Убили другого человека, Тереза, — пояснила я уже спокойнее, выравнивая дыхание. — Молодого человека. Моего парня. Его звали Уилл. Мы дружили в средней школе. Какая ужасная оговорка! Наверное, увидев мертвого оленя, я…

— Ты знаешь, сколько оленей в Хэмптоне? — мягко сказала Тереза. — Они повсюду и довольно часто попадают под машины.

— Да, — непонимающе протянула я.

— Ты говорила, что чувствуешь себя загнанным оленем. И тут автобус сбил оленя. Я имею в виду, что это случается не так уж и редко. Это не предзнаменование, Элли. Простое совпадение.

Я бездумно смотрела в окно. Солнце зашло за тучу, и автобус погрузился во мрак.

— Да, — прошептала я, — конечно. Простое совпадение…

Дом Уилла блестел, словно надраенная пуговица. Всегда. Полы сверкали так, что в них можно разглядеть свое отражение. Ни пылинки, ни небрежно брошенной вещи!

Я страшно робела, входя в его дом, снимала кроссовки у двери и ходила в чулках. Я знала, что не нравлюсь матери Уилла — миссис Дэвис. Хотя бы потому, что у меня дикая прическа — оттененные малиновым пряди, которые я носила распущенными по плечам. Как и все ученики нашей средней школы, я ходила в свободной мешковатой одежде.

Может, мне только казалось, но я постоянно чувствовала: мать Уилла смотрит, куда я села и до чего дотронулась, с нетерпением ожидая моего ухода. Чтобы вычистить то, что я запачкала.

Просто в голове не укладывается. Однажды я видела, как она ест мороженое ножом и вилкой!

В том феврале термометр застыл на отметке минус тридцать градусов, и это не считая ледяного ветра и сырости, тянущейся с озера. Шел сильный снег, и сугробы выросли мне по колено.