Маргрит Стин - Отверженный дух

Здесь же — впервые меня приглашали домой просто так, по-дружески, без каких-либо особых расчетов. Это было как откровение, как первый солнечный лучик в моем темном мире, мире одиночества и тоски. Нет, ничего подобного со мной в жизни до этого не случалось.

Узнав о моем намерении взять такси до самого Стэйнса, Арнольд пришел в ужас.

— Но зачем, прямая ветка от Ватерлоо; я успеваю на 10.04 — присоединяйся и поехали вместе!

Я отказался, сославшись на дела; в тот день я действительно был занят по горло. Друг мой был, наверное, прав: время тяжелое, сплошные затраты, а тут тебе — персональный «даймлер». Но у меня была и своя правда: годы, проведенные в плену, только усилили во мне тягу к «красивой жизни»; научили, во всяком случае, легко избегать всего, что связано хоть с какими-то неудобствами.

Мы выехали на Грэйт Уэст Роуд, и я от нечего делать вновь принялся воссоздавать мысленный образ жены Арнольда; до сих пор в памяти моей Фабиенн так и оставалась смутной, неясной тенью. Одна из сотен миловидных девушек, мелькавших на ежегодных балах, в момент знакомства она, должно быть, не произвела на меня глубокого впечатления. Наверное, я танцевал с ней хотя бы однажды, потому что, как теперь выяснилось, мне «нравился ее аромат», о чем Арнольд не преминул напомнить.

Это была стройная девушка, одетая мило и изысканно: впрочем, иначе я и не стал бы с ней танцевать. Что ж, читатель успел уже получить полное представление о моих юношеских добродетелях; вряд ли теперь это первое впечатление я смогу чем-то испортить.

Начнем сначала: Фабиенн — необычное имя, вызывающее почему-то ассоциации с ароматом римского гиацинта. Миниатюрная фигурка, короткая стрижка, завитки у висков, серебристые блестки, вечернее платье с открытой спиной… Нет, по таким приметам, пожалуй, я и сам бы ее не узнал среди дебютанток того года. Слегка подрагивающие, будто пугливые зрачки, — тут я, кажется, наконец, вышел на след, — широкий, нетерпеливый рот; интересно, кстати, будет взглянуть, что с ним сделало неумолимое время.

Автомобиль остановился неподалеку от новенькой, аккуратной виллы из красного кирпича. Обширный, прекрасно ухоженный земельный участок, веранда, сплошь заставленная садовым инвентарем — что ж, нечто подобное, признаться, я и ожидал увидеть. В высоком окне-фонарике тут же показалась фигура хозяина: он радостно поприветствовал меня у порога и провел в очень современный, прекрасно обставленный кабинет, где тут же и приготовил коктейли. Мы подняли бокалы, встретились взглядами и… вспомнили, кажется, одновременно о том, как яростно порицалось в семействе Льюисов их винное зелье. Мне тут же пришел на память один занятный случай, но — об этом чуть позже.

Итак, школьный друг мой проделал немалый путь от порога желтого домика на мощеной улочке шахтерского городка, вот только никак не мог я сказать ему об этом — так, чтобы не обидеть снисходительностью. Я от души похвалил фарфоровую безделушку на одном из шкафчиков, и Арнольд удивился: это же «фамилле роуз», в Уиттенхэме таких — целая коллекция!.. Но при этом лицо его осветилось мягкой радостной улыбкой: он явно гордился своим новым домом, и, в общем, не без оснований.

— Фабиенн сейчас спустится. Она укладывает сына в постель.

Я проследил за направлением его взгляда и увидел фотографию мальчика на столе. Да, подтвердил Арнольд, это Доминик-Джон. Я вгляделся и ахнул: это был маленький Арнольд — тот же милый овал лица, тонко очерченный рот — но еще и подправленный, подретушированный, казалось, самой природой. Мальчик, если камера не лгала, был ослепительно красив. Но особенно поразили меня глаза: широко распахнутые, яркие, будто сияющие каким-то волшебным светом.

— А Фабиенн помнит тебя прекрасно, — продолжал тем временем хозяин какую-то свою прежнюю мысль. — И что ты сказал о ее «аромате» тоже помнит. Вот бы еще нашла она те свои, старые духи!.. А, это ты, — осекся он вдруг на полуслове.

В комнату вошла красивая женщина с эффектной проседью в волосах и, улыбаясь, направилась к нам. Необычайно элегантная и по-своему привлекательная, она как будто не имела ничего общего с тем портретом, что так усиленно воссоздавал я в своем воображении. Неужели это и есть Фабиенн? Необычный зеленоватый оттенок платья отражался, казалось, в глубине ее глаз.

— Надеюсь, вы друг друга еще не забыли, — бросил Арнольд небрежно.

— Не сомневаюсь в том, что лорд Уиттенхэм меня не помнит, — она изящным движением протянула мне руку, — Вайолет Эндрюс. Кажется, я называла вас Баффером.