Елена Прокофьева - Явление зверя

Я был уверен, что Софья — мертва.

Что сейчас к нам на чердак поднимаются озлобленные киллеры…

— Все, Костя. Вставай. Все кончено, — услышал я тихий голос Софьи.

Я поднялся.

Солнечный свет резал глаза. В воздухе кружилась розовая пыль. Софья была бледна и печальна. Но — вполне жива… И я тоже — жив.

Я почувствовал, что весь облился потом. Из глаз текли слезы. Руки и ноги тряслись. К горлу подкатывала тошнота. Я украдкой посмотрел на свои брюки. К счастью, я хотя бы не обмочился со страху.

Да, не получится из меня героя… На экране и на сцене я умею изображать их весьма внушительно. А в жизни — говнюк!

— Спускайтесь! — прозвучал бодрый голос Кривого.

А затем послышались выстрелы.

Я еле подавил в себе желание снова кинуться ничком на пол… Но Софья спокойно стояла у окна и смотрела вниз. Значит, стреляли не враги. Тогда — кто?

Я заставил себя сделать несколько шагов к окну и опасливо выглянул.

И увидел, как Кривой добивает выстрелом в голову последнего из раненых, кто еще шевелился.

Как меня не вырвало — не понимаю до сих пор!

Но — не вырвало. Обошлось.

Мы спустились.

Кривой вполне уверенно стоял на ногах. Значит, его слабость была притворством. В воздухе чувствовался ужасный запах: крови, дерьма и мочи. Возле двери, из которой мы выходили, лежал мужик в роскошном костюме. Голову ему разнесло выстрелом, и ступени были забрызганы чем-то бело-розовым… Мозгами?!

Кроме Кривого, в живых оставался только Юраш.

Шофер и телохранитель были убиты.

Я не стал спрашивать, кто их положил — Софья или сам Кривой. Буду надеяться, что Кривой. А правду знать не хочу.

Софья сжимала автомат так, словно готовилась снова стрелять — если что… Не доверяла Кривому?

А Кривой смотрел на Софью таким странным взглядом… Что мне стало как-то не по себе. Тревожно. Мне почудились в его взгляде восхищение, и нежность, и даже… Любовь? Старательно скрываемая? Любовь, в которой не смеешь признаться? Все те чувства, которые мне и самому были знакомы, которые я и сам к ней испытывал…

Может быть, мне показалось? Будучи влюбленным, я считаю, что и прочие обязаны испытывать влечение к предмету моих чувств?

Но — нет. Он действительно ТАК на нее смотрел.

К счастью; она ответила ему тем абсолютно безразличным взглядом, которым раньше пугала меня.

— Я восхищен, — тихо сказал Кривой. — Я преклоняюсь перед вашим профессионализмом, Софья Михайловна.

— Вы не ожидали, что врач окажется хорошим убийцей? — слабо улыбнулась Софья.

— Вы — не просто «хороший» наемный убийца. Вы — гениальны, Софья Михайловна. Откровенно говоря, я не предполагал… Я не надеялся… Я даже был уверен, что ничего не получится, что я погибну… А вы положили их всех!

Кривой окинул трупы радостным взором.

— Они заслужили смерть, — равнодушно сказала Софья. — Больше не будут покупать и продавать людей, как скот… По крайней мере, эти — не будут…

— Разумеется, я с вами полностью согласен… — начал было Кривой, но Софья перебила его.

— И я — не наемный убийца. Меня никто не нанимал. Я сама решила устранить этих людей. Вы только помогли мне… Собрать улики и оформить это решение. Я осознаю, что совершила самосуд. Противоправное действие. Но пока государство не научится защищать своих граждан и карать подонков, эту миссию будут брать на себя отдельные личности… Честные граждане, решившие преступить закон во имя справедливости.

Она говорила таким мертвым голосом, что мне показалось — она произносит заученную речь. Возможно, она впервые произнесла вслух все то, что постоянно сама себе говорила?

— Цены б тебе не было в тридцать седьмом… Честная гражданка! — прошипел сквозь зубы Юраш.

У Софьи дрогнул уголок рта. Я подумал, что следовало бы вмазать змеенышу. Даже кулак сжал. Но руки у меня всё еще тряслись после увиденного. Господи, все эти убитые… Кровь… Предсмертные конвульсии того мужика, которого Кривой добил «контрольным выстрелом» в голову… И Софья с автоматом в тонких, нежных руках! Я сейчас явно был не в той форме, чтобы драться. Тем более — с тем, кто заведомо слабее.

К счастью, Кривой успел быстрее. Обернувшись к своему верному слуге, он улыбнулся:

— Ты заблуждаешься, Юраш. В тридцать седьмом только серые люди, беспринципные и подлые, могли не бояться за себя и сделать какую-то государственную карьеру. А Софья Михайловна — яркая личность. Тогда таких не любили. И не ценили. Вот ты, дружочек мой, ты бы смог сделать карьеру в тридцать седьмом… Правда, ты у нас не любишь работать. Для тех времен это — большой минус.