Елена Прокофьева - Явление зверя

Я снова вспомнил Венечку. Как, интересно, он готовился к своему последнему бою? Молился? Рисовал? Слушал музыку? Нюхал кокаин? Спал? Вспоминал страдания сестры и племянницы, чтобы возбудить в себе ненависть? Как он провел последние часы своей жизни? И почему он не позвал меня с собой?!

Я оставил джип в переулке, за две улицы до завода и склада. Так грустно было бросать его здесь… А вдруг найдутся вандалы, которые искалечат моего красавца? А вдруг угонят, несмотря на дорогую и сложную противоугонную систему? Я взял из бардачка темные очки и повязал на голову бандану — в надежде, что меня никто не узнает.

Не знаю, видел ли кто, как двое взрослых людей, обремененных двумя спальниками в фабричной упаковке, двумя целлофановыми пакетами с едой и одной очень тяжелой спортивной сумкой, пролезали сквозь дырку в заборе на территорию заброшенного завода. Надеюсь, что никто не видел. И никто меня не узнал. А то тут же начнут звонить во «Времечко»: как же — такая новость!

Мы долго бродили между заброшенными корпусами.

— Наверное, здесь водятся крысы. И бездомные собаки. И бомжи, — вздыхал я.

Вскоре мы нашли те самые склады. Софья бросила меня с вещами внизу, а сама полезла по хлипкой пожарной лестнице сначала на крышу склада № 4, потом — на крышу склада № 12. Наконец, она приняла решение: засаду будем устраивать на № 4. Там удобно проникнуть с крыши на чердак, а на чердаке много окон и обзор хороший. Пришлось мне лезть по этой лестнице и таскать сначала продукты, потом — спальники… Устал страшно. И еще мучила мысль о джипе, брошенном без надзора в чужом переулке.

Софья разостлала спальник, налила себе водички в пластиковый стаканчик и приняла грациозную позу.

— Жаль, почитать ничего не взяла. Ну, да так лучше. Сильнее соскучусь. А ты можешь идти…

— Да ты что?! — Меня охватил праведный гнев. — За кого ты меня принимаешь? Я что, такой трус, по-твоему, чтобы бросить тебя одну и сбежать?

— Ну что ты, милый. Просто я видела твой взгляд, когда ты прощался с машиной. Иди, отгони ее на платную стоянку. Возвращайся осторожно. Увидишь каких-нибудь подозрительных личностей — лучше пережди. А я тут буду сидеть. Привыкать. Пострелять, конечно, хорошо бы… Но на звук сбегутся все окрестные менты. А нам этого не нужно.

— Ты… Ты серьезно? Ты меня отпустишь? — обрадовался я. — Я быстро… Отгоню — и вернусь… А то я вправду за него так волнуюсь!

Я должен признаться: у меня был сильнейший соблазн — не вернуться.

Пойти домой и притвориться, что знать ничего не знаю и ведать не ведаю.

Но я поборол этот соблазн.

Я вернулся.

Инночка забросила книжки и институт. Выходит из дома только для того, чтобы купить продукты, никому не звонит, ни с кем не общается.

Она полностью ушла в меня.

Когда меня нет, она стоит у окна, кусает ногти, иногда плачет. Когда я прихожу, она оживает, она улыбается, и глаза ее светятся.

Откуда я знаю, что она делает, когда меня нет? А я могу видеть ее как только захочу. Видеть не со стороны, а сразу изнутри. Ее собственными глазами, отражающимися в оконном стекле. И я вижу, что в девочке что-то умерло, но что-то и родилось…

Именно Инночка и натолкнула меня на интересную мысль использовать мой новый дар… в общем, по назначению. Если уж эту книгочейку, флегматичную и довольно холодную особу, которая даже в постели вела себя как бревно, один мой взгляд превратил в одержимую, то, вполне возможно, и на кого-то еще он может оказать такое же действие, а то и покруче.

Так, может быть, именно сейчас и пришло время для воплощения моего замысла — создания нового культа Баал-Зеббула? И на хрена мне грязные, вонючие и тупые бомжи, алкоголики и деграданты? Все будет гораздо интереснее и веселее… Если, конечно, получится… Обязательно получится! Знаю, что получится. У меня нынче получится все!

Две девочки пили пиво на скамеечке в парке. Это были именно те девочки, которые мне нужны. Ярко одетые, густо накрашенные, провожающие прохожих откровенными и надменными взглядами. Маленькие хабалки.

Время — одиннадцатый час вечера. Явно дома у девочек нет никого, кто мог бы сильно озаботиться их времяпрепровождением, и их вечер собственно только начинается, и еще не ясно до конца, как именно он будет проведен, и скучно… очень скучно… все так же, как вчера, и как позавчера, и как неделю назад. Ску-у-учно!

Я останавливаюсь рядом, кидаю ничего не значащую фразу, и их лица меняются на глазах: из тупых и надменных превращаются в восхищенные и простецкие, почти детские мордашки.