Даниэль Дефо - Жуткие приключения Робинзона Крузо, человека-оборотня

Я предстал перед этими двумя заложниками в присутствии Бёрка, который объяснил им, что я приставлен губернатором следить за ними. Губернатор пожелал, чтобы они полностью подчинялись моим распоряжениям. В случае ослушания они будут отведены в крепость и закованы в железа или, что еще хуже, оставлены в лесу на заклание жившему на острове зверю. Теперь я исполнял роль другого лица и при всякой возможности упоминал о губернаторе, гарнизоне, крепости и так далее.

Бёрк занялся обеими лодками, заделав пробоину в одной из них и составив экипажи. Командиром первой лодки он назначил юного сэра Уэйда, отдав в его распоряжение четырех матросов. Сам капитан, Тёрнер и еще пять человек отправились на другой лодке. Они прекрасно справились со своей задачей, ибо подошли к кораблю около полуночи. Как только они приблизились на расстояние окрика, капитан приказал Робертсу окликнуть бунтовщиков и сказать, что они привели людей и лодку, и заговаривать им зубы до тех пор, пока лодка не подойдет к борту корабля. Бёрк и Тёрнер первыми поднялись на корабль и ударами мушкетных прикладов уложили второго помощника и корабельного плотника. За ними на борт поднялись остальные моряки, прибывшие на лодке.

Они захватили в плен всех, кто находился на основной палубе, а затем стали запирать люки, чтобы заблокировать тех, кто был внизу. Тем временем вторая лодка причалила к носовой части, и ее команда быстро спустилась на камбуз, где находились три человека, и захватила их в плен. После этого, когда все, целые и невредимые, собрались на палубе, Бёрк приказал своему помощнику и еще троим морякам ворваться в кормовую рубку, где находился Дойл, назначенный мятежниками капитаном.

Услышав шум, Дойл проснулся и поднял тревогу. Он, еще двое матросов и юнга схватились за ружья. Когда Тёрнер взломал дверь кормовой рубки, мнимый капитан и его подручные смело открыли огонь по нападавшим. Помощник капитана получил ранение в руку, выпущенная из мушкета пуля раздробила ему кость. Ранения получили еще двое матросов, но никто не погиб.

Тёрнер позвал на помощь и, несмотря на ранение, ворвался в кормовую рубку и прострелил голову Дойла, сразив его наповал. После этого остальные мятежники сдались, и захват корабля обошелся без новых жертв.

Как только корабль перешел в его руки, капитан Бёрк приказал произвести семь пушечных выстрелов, что было условным сигналом, благодаря которому я узнал об успешном исходе операции. Услышав этот сигнал, я направился к своей крепости, чтобы поспать, ибо день выдался очень хлопотный. Но не успел я пройти и половину пути, когда из-за деревьев выскочил какой-то человек с обнаженным широким мечом, или абордажной саблей, и преградил мне путь, из-за чего мне самому пришлось схватиться за меч.

Сначала я решил, что передо мной один из четырех пиратов, пропавших в тенистой долине. А когда из-за облака вышел месяц, я увидел перед собой мавра Слаадера. Лицо его было обезображено ужасной раной, через края которой виднелись черепная кость и зубы, ибо выстрелом Бёрка ему разнесло полголовы. На самом деле, этот выстрел прикончил его, и я был абсолютно уверен в этом, даже без подсказок сидящего во мне зверя, который сердито заворчал при его появлении. И все же передо мной стоял именно он, и многочисленные мрачные символы, вытатуированные на его коже, пылали и светились, точно огненные.

— Робин Крузо, — замогильным голосом произнес Слаадер, — вот ты где. — Его лоб прорезали морщины гнева, хотя он не мог испытывать никаких чувств, и он ткнул в меня указательным пальцем. — Тебе крышка, Робинзон Крузо! Твоя душа станет добычей Великого Спящего! Смерть тебе!

И с этими словами он бросился на меня. Я выхватил клинок и отскочил в сторону. Боцман прыгнул за мной, размахивая своей саблей. Лезвия скрестились, но я был плохим фехтовальщиком, а Слаадер обладал исполинской силой. Дважды сшибались наши клинки, над головами и внизу, а затем еще дважды, и пират выбил саблю из моей руки. Она отлетела в сторону, и я не мог дотянуться до нее. И тогда он изрек слова, те ужасные слова, которые я слышал от Попки, дикарей и Уолла-Кэя, отца Пятницы. Это были ужасные молитвы, обращенные к Катхулу. При звуке этих слов татуировки на его теле вспыхнули еще ярче, мерцая, словно раскачиваемые ветром фонари.

Зверь внутри меня выл и рвался на свободу, ибо слова Слаадера, как и слова Попки, произнесенные много лет назад, повергли его в ярость.

Я увернулся от удара и почувствовал, как меня охватывает ощущение полной свободы, наполняющее человека, который видит, как распахиваются двери его тюрьмы, где он провел много долгих лет. Однако это чувство принадлежало не мне, а зверю. И луна здесь была ни при чем, так как годы, проведенные в одиночестве, сблизили нас, и как в историях, которые я слышал об отце моего отца, я воззвал к зверю и выпустил его на свободу.