Эрнст Гофман - Ночные истории

Ройтлингер спрятал свое лицо в ладонях, слышно было, как он рыдает. Это длилось несколько секунд; потом он вдруг вскочил, бросился к Максу, стоящему в совершенном оцепенении, прижал его к своей груди и заговорил как бы вне себя:

— Tы любишь Юлию! Ты — мой сын, нет, более того, ты — я, я сам! Все принадлежит тебе, ты богат, ты очень богат, y тебя есть имение, дома, наличные деньги. Позволь мне остаться с тобой, ты должен кормить меня на старости лет, ты ведь сделаешь это? Ведь ты любишь меня? Не правда ли? Ты должен меня любить, ведь ты же — я сам, не бойся моего каменного сердца, только крепче прижми меня к своей груди, твоя живая кровь его растопит! О, мой Макс! Мой сын, друг и благодетель!

И долго еще говорил он в таком духе, так что все даже испугались этих порывов слишком напряженного чувства. Догадливому другу Риксендорфу удалось наконец успокоить старика, который только придя в себя, до конца осознал, что приобрел он в этом прекрасном юноше, а также с глубоким волнением заметил, что и тайная советница Ферд видела в союзе своей Юлии с племянником Ройтлингера как бы возрождение давно умершего времени. Большое удовольствие высказал также тайный советник, который нюхал много табаку и говорил на прекрасном французском языке. Прежде всего должны были узнать об этом событии сестры Юлии, их, однако, невозможно было найти. Нанетту искали уже даже в больших японских вазах, стоявших в вестибюле, думая, что она, быть может, туда упала, чрезмерно нагнувшись над их краями, но напрасно! Наконец малютку нашли спящей под розовым кустиком, где ее не сразу заметили; тогда лее в отдаленной аллее нашли и Клементину: она громко кричала вослед убегавшему блондину, которого тщетно преследовала.

— О, люди часто слишком поздно понимают, как сильно их любили, как забывчивы и неблагодарны они были и как велико не признанное ими сердце!

Обе барышни были не совсем довольны браком младшей сестры, много более красивой и милой, чем они; особенно морщила свой маленький носик завистливая Нанетта; Риксендорф взял ее под руку и нашептал, что она может найти себе гораздо более знатного мужа, с еще более богатыми имениями. Она тут же повеселела и запела: «Amenez vos troupeaux, bergeres». Клементина же изрекла очень серьезно и важно:

— Спокойные, удобные радости, заключенные между четырьмя узкими стенами, составляют только часть семейного блаженства; дух жизни и нервов — это кипучие, огненные источники любви, льющиеся в родственные сердца.

Общество, находившееся в зале и узнавшее об этом странном, но счастливом событии, с нетерпением ожидало жениха и невесту, чтобы встретить их традиционными пожеланиями. Золототканный старичок лукаво заметил:

— Теперь я знаю, отчего было так важно для бедного Макса уладить этот скандал из-за козла. Если бы он попал в тюрьму, не состоялось бы никакое примирение.

Все зааплодировали одобрительно, причем пример подал Вилибальд. Уже все выходили из соседней комнаты в залу, когда турецкий посланник, который все время сидел на диване, ничего не говоря и выражая свое сочувствие только ерзаньем и странными гримасами, вдруг вскочил и встал между женихом и невестой:

— Что? Что? — воскликнул он. — Сейчас же и замуж? Замуж? Твое умение и прилежание делают тебе честь, Макс, но ты молокосос без опыта, без знания жизни и без должного воспитания. Ты слишком прямолинеен и даже груб в своих выражениях, как я заметил сейчас, когда ты говорил «ты» своему дяде, надворному советнику Ройтлингеру. Отправляйся в свет, в Константинополь! Ты научишься там всему, что нужно для жизни; а потом приезжай и женись спокойно на моей милой девочке, прелестной Юльхен.

Все удивились странной идее Экстера, но он отвел в сторону Ройтлингера, причем оба встали друг против друга, положили друг другу на плечи руки и обменялись несколькими словами по-арабски.

После этого Ройтлингер вернулся, взял Макса за руку и сказал очень мягко и ласково:

— Милый мой сын, мой дорогой Макс, сделай мне удовольствие и съезди в Константинополь, это продлится не более шести месяцев, а потом я устрою твою свадьбу.

И несмотря на протесты невесты, Макс вынужден был уехать в Константинополь.

Теперь, мой милый читатель, я быстро закончу свой рассказ, так как ты можешь себе представить, что, вернувшись из Константинополя, где он видел мраморные ступени, на которые Экстеров тюлень положил ребенка, а также много других замечательных вещей, Макс действительно женился на Юлии, и не нуждаешься в том, чтобы знать, как нарядна была невеста и сколько детей появилось на свет у этой пары. Я прибавлю только, что в день Рождества Богородицы в 18*** году Макс и Юлия стояли друг против друга на коленях в павильоне с красным сердцем. Горячие слезы падали на холодный камень, потому что под ним лежало, увы, слишком часто истекавшее кровью сердце благодетельного дяди. Не из подражания надгробному памятнику лорда Гориона [86] …не из подражания надгробному камню лорда Гориона — Лорд Горион, персонаж из «Гесперуса» Жан Поля, приказал принести собственный надгробный камень в усыпальницу своей возлюбленной, где убивает себя. , по потому, что вся история жизни и страданий бедного дяди поражалась этим словом, Макс собственной рукой начертал на камне слова: