Инна Александрова: Пока не светит солнце

– Ну, вот и славно, – заискивающе улыбнулась Леонидовна.- Вы тут располагайтесь, батюшка, а я пойду, у меня дела…

– Как, – ужаснулась я, – а вы разве не будете… – Перспектива остаться наедине с изгоняемым духом, бородатой горой и обученной ритуальной магии кошкой меня не обрадовала, – я почему-то надеялась, что Леонидовна будет присутствовать при обряде.

– Дела у меня, – повторила соседка. – Дочка ко мне приезжает. И внуков привезёт. Уж я им напеку, наготовлю…

Вздохнув, я покорилась своей нелёгкой судьбе, – и провела отца Николая в комнату, где ему предстояло проводить обряд освящения.

…Белый дым тонкой струйкой тянется из кадильницы, поднимаясь к потолку. Пахнет ладаном; отец Николай монотонно читает молитву, обходя комнату по кругу. Вскоре его голос растворяется в подёрнутой дымом пустоте, и в молитву вклинивается другое, чужое монотонное бормотание:

– Мы придём… мы придём…

Сотни маленьких красных глаз смотрят из-за дымной пелены, – словно из другого мира, отделённого от нас дымовой завесой. Голоса, – низкие, грубые, и тоненькие, хрустальные, – звучат у меня в ушах, полностью заглушив молитву отца Николая. Белая завеса дыма обретает краски, меняется, и я вижу, как на ней появляются разные лица. Вот лицо уродливой старухи с клыками и длинным носом; вот парочка красноглазых существ с маленькими рожками и гладкой коричневой шёрсткой; они шепчутся и смеются, – возможно, надо мной… Но вот, закрыв собой всё, передо мной появляется лицо деда, – огромное, мёртвое; из-под нахмуренных бровей глядят глаза, подёрнутые смертной пеленой. Я знаю, что главное сейчас – не встречаться с ним взглядом, потому что в руке у него нож…

…Раздался грохот. Дым, застилавший мне глаза, развеялся; призраки исчезли, а мои странные грёзы, – полусон-полуявь, – были прерваны громовым басом:

– …Твою мать!

Обходя комнату, отец Николай наступил на край тарелки с пшеном, стоявшей в углу.

Казалось, огромная гора обрушилась вниз, погребая всё живое под своими обломками. От грохота содрогнулись стены; со шкафа, задетого могучим плечом, посыпались книги, – самые разные: "Теория электрических цепей" в потрёпанной обложке, "Сказки народов мира", томик стихов, зачитанный до дыр… Больше всего на свете я любила стихи о смерти. Нет, умирать я не собиралась, но в них была своеобразная красота, привлекающая меня, как свет фонаря привлекает бабочку. "Сказки народов мира" нравились мне куда меньше: истории, рассказанные простым языком, без изысков и подробностей, не будоражили моего воображения. Мне всегда хотелось знать такие вещи, о которых сказки умалчивали. "Жил-был король"… интересно, какого цвета были у него глаза? А волосы? Или лысина… Что он любил есть на завтрак? Чем занимался на досуге, каким было его детство, ходил ли он в школу?.. Книга была почти новая, в твёрдой обложке с острыми краями. Она больно ударила отца Николая по голове.

– …Твоя мать!

Голос отца Николая прервал мои размышления.

– Я говорю: где твоя мать?

– Переехала.

– Одна живёшь?

– Ага.

– За чистотой следить надобно. Иначе ещё и не такое заведётся, – он покосился на Плутонию, недобро смотревшую на гостя прищуренными зелёными глазами.

– А зачем здесь тарелка с пшеном?

Я скромно опустила взгляд, – и соврала первое, что пришло в голову:

– Крыса у меня живёт.

– Крыса?! – глаза отца Николая округлились, выражая крайнюю степень удивления. – А кошка что же… её не ест?..

– Нет, они дружат. С детства. Тонька ведь совсем котёночком ко мне пришла, – продолжала врать я, – уже вдохновенно.

– Вот это да, – поразился отец Николай. – Да здесь цирк дрессированных зверей…

Плутония с презрительной миной смотрела на меня, словно всё поняла, – и была оскорблена, что из-за меня её обозвали дрессированным зверем. "Да врёшь ты всё, врёшь!" – как будто хотела сказать она…

Закончив обряд освящения, отец Николай попрощался со мной в прихожей. Уже уходя, он бросил мимолётный взгляд на старый электросчётчик, к которому тянулись ещё более старые, потерявшие свой первозданный цвет провода.

– Проводку здесь сменить надо бы. Так и до пожара недалеко, – отец Николай неодобрительно покачал головой. – А матушку твою я знал, – не к месту добавил он. – Мы с ней вместе на электротехническом учились. И папу твоего, царствие ему небесное, помню. Добрейшей души был человек…

– Как, – удивилась я, – разве после электротехнического факультета можно?..