Ли Кэрролл - Взлет черного лебедя

Я обернулась и увидела, что в палату вошел не вчерашний симпатяга медбрат, а женщина средних лет с блеклыми седыми волосами и суровым лицом. Она несла лоток со шприцем.

— Похоже, кто-то возбудился, — проворчала она, кинув на меня неодобрительный взгляд. — Недопустимое поведение.

И она ввела содержимое шприца в канюлю капельницы.

Взгляд Романа еще немного пометался из стороны в сторону, но затем уставился на меня в упор.

— Я постарался, чтобы они не проникли в меня, — произнес он, лукаво улыбаясь. Его веки начали смыкаться. — Я схитрил…

Он потерял сознание, не успев закончить фразу.

— Так-то лучше, — буркнула медсестра. — Хватит болтать чепуху. Он и раньше нес подобную чушь.

— Обычно мой отец ведет себя очень разумно, он — умный человек. — Я понимала, что медсестра устала, но мне не понравилось, что она ввела Роману снотворное просто ради того, чтобы он замолчал. — А вдруг у него сотрясение мозга? Или препараты, которые вы ему вводите, вызывают галлюцинации?

Женщина цокнула языком и поправила простыню на узкой впалой груди Романа.

— Вашему отцу восемьдесят четыре года. Даже самый умный старик может слегка повредиться рассудком после пулевого ранения. Главное для него — покой, а волновать его не надо.

— Я все учту, — сказала я. — Но мне бы хотелось поговорить с его лечащим врачом о назначенных лекарствах.

— Доктор Монро в своем кабинете, беседует с офицером полиции. Кажется, они старые товарищи — с тех времен, когда наш мистер Монро работал в реанимации. Почему бы вам не заглянуть к нему прямо сейчас?

С нарастающим чувством страха я побрела в указанном направлении. Маршрут был крайне запутанным. Полагаю, его специально придумали для того, чтобы родственники держались подальше от лечащих врачей своих родных и близких. Если детектив Кирнан и доктор — «старые товарищи», ничто не помешает Монро выложить детективу все подноготную. Например, бред Романа или прочие «возмутительные слова» пациента. Кто знает, что мой отец наговорил в таком состоянии. Я не могла поверить в то, что папа все подстроил. Но запросто представила себе, как он обмолвился о своей удаче. Ведь наши картины застрахованы. Мне оставалось только надеяться, что Роман не сболтнул об истинном облике «грабителей-демонов».

Подойдя к кабинету доктора Монро, я немного постояла у двери и прислушалась. Может, я выведаю что-нибудь ценное? Однако врач и сыщик разговаривали не о Романе. Они обсуждали результаты воскресной игры «Jets». [13] «New York Jets» — профессиональный футбольный клуб, выступающий в Национальной футбольной лиге.

— Знак будущего, не иначе, — воскликнул Кирнан. — Как только Фавр привыкнет к новой системе, каждое воскресенье будет не игра, а бомбардировка!

— Не знаю, — хмыкнул его собеседник. — Фавр отлично работал на перехвате.

— Надеюсь, я не помешала важной медицинской дискуссии, — произнесла я, заглянув в кабинет.

Врач (на вид мой ровесник) улыбнулся. Детектив предложил мне войти.

— Вы, вероятно, не болельщица, — заметил Кирнан.

— Я очень волнуюсь за отца, — начала я, игнорируя сыщика. — У него бессвязная речь. Травма головы у него тяжелая?

— Мне, пожалуй, пора, — пробормотал детектив Кирнан и решительно встал.

— Можете остаться, — сказала я.

В тот момент я подумала, что было бы неплохо понаблюдать, не скрывает ли Кирнан чего-то от меня.

— Рентгенограмма головного мозга у него хорошая, — сообщил доктор Монро и продемонстрировал мне один из снимков, прикрепленных к рентгеноскопу. — Бред, скорее всего, является следствием того, что ему вводят морфий. Это весьма распространенный побочный эффект, в особенности, у престарелых пациентов. Вы не замечали никаких нарушений мышления у своего отца до ранения?

— Никаких, — заявила я убежденно. — Он решает кроссворд в воскресном выпуске «Times» за двадцать минут и помнит имя любого посетителя и художника, побывавшего в галерее за последние сорок лет.

— И как насчет депрессии или мыслей о самоубийстве? — поинтересовался Кирнан.

У меня по спине побежали мурашки. На что намекает детектив?

— Ничего подобного. Конечно, когда десять лет назад погибла моя мать, он горевал, но он выкарабкался. Вся его семья погибла у него на глазах во время Холокоста.

— Многие пережившие Холокост страдают депрессией, — возразил доктор Монро.

— А мой отец — нет. Он всегда верил, что его долг — продолжать жить за погибших. Но к чему эти вопросы? Какое отношение имеет состояние его психики к выстрелу преступника?