Владимир Аренев - Душница

Дед пел.

Мигнула и загорелась ярче лампочка над постом дежурного. Где-то вдалеке коротко и зло рявкнул звонок — раз, другой, третий. Захлопали двери, раздалось шлёпанье подошв — и к посту из лабиринта стеллажей стали выбегать хранители. Их оказалось неожиданно много, Сашка попятился и слишком поздно сообразил, что теперь-то всё кончено. Сейчас они вычислят, откуда доносится голос, сейчас всё раскроется.

Он понял вдруг, что то, как отреагирует мама, для него не главное.

Нужно освободить деда. Любой ценой — освободить.

— Посторонитесь! — велел дежурный, буквально сдвигая их с дороги. — Кто-нибудь, отведите детей в свободный меморий, пусть подождут, пока всё кончится. — Он рухнул в кресло и заелозил «мышкой» по «коврику». — Что ж за день-то сегодня такой, в бога-душу-м-мать!.. Артём, проверь, чтобы все входы корректно заблокировались, опечатываемся до наступления полного штиля. Сообщи на этажи и лифтмастеру. М-мать, ведь недавно же была профилактика, что на них нашло-то!.. — Дежурный заметил Сашку с Настей и Лебедем и заорал: — Аннушка, я неясно изъясняюсь? Почему они до сих пор здесь?!

Сутулая рослая тётка в очках ухватила Настю за плечо и с фанерной вежливостью попросила всех троих идти за ней. И не волноваться.

— А что вообще тут происходит? — спросил Лебедь. — Воры залезли? Или террористы?

— Нет, нет, это учебная тревога. — Тётка говорила так, будто набила рот недоваренным картофелем. — Всё в порядке. Я отведу вас в меморий, посидите там, пока тревогу отменят.

— Точно учебная?

— Конечно, конечно. Какая ж ещё?

— Ну, мало ли. А вот откуда вы знаете, учебная она или нет? Это ж смысла никакого — предупреждать, что учебная: тогда никто не будет стараться, если всё понарошку.

Болтай, думал Сашка, давай же, заговаривай ей зубы. Только бы не услышала…

Дед пел.

Их почти силой впихнули в меморий — пустую комнату, где был только стол да несколько стульев. Стены были обшиты мягкой материей, в дальнем углу висела икона Искупителя.

— Что это вообще за штуки?! — прошипел Лебедь, когда они остались одни. — Так и с катушек можно свихнуться, ты бы хоть предупреждал, Турухтун. Офигеть просто!..

— Она не уходит, — сказала Настя, присев у замочной скважины.

— Как не уходит?!

— Стала, подпёрла стенку, разговаривает по рации.

— Бли-и-ин…

— Что говорит?

— Тише вы! Говорит: «хорошо, прослежу». Это, наверное, за нами проследит.

— Ясно, что за нами, за кем же ещё.

Настя отошла от двери и села на стол.

— Что будем делать?

Лебедь подумал с полминуты. Пожал плечами:

— А что делаем в школе? Проситься в туалет. Раскрывай свой рюкзак, бум готовиться к операции «Прорыв».

Они перепаковали мяч с дедовым шаром в Сашкину сумку, выглядела та теперь подозрительно пухлой, но что делать.

— Тётка надвое не разорвётся. Значит, будет шанс отвлечь её внимание, — успокоил Лебедь. — Теперь так… — Он разложил на столе ворох своих листов, что-то разглядывал, хмыкал. — Нет, — пробормотал, — конечно, это здесь не отрисовали. Блин. Но если прикинуть… «Мысль проницает всякие препоны»! В общем, — поднял он голову, ты, Зимина, идёшь с ним. Тётку отвлекать. Скажешь: живот заболел.

— И долго нам отсиживаться?

— Тебе — до упора. А тебе, Турухтун, — пока она не заманит тётку в женский. Если я всё правильно себе представляю, в туалете должен быть общий предбанник…

— Чего там представлять? — удивился Сашка. — Я там был раньше. Так и есть.

— Хм… Ну класс! А где-то сбоку дверь в служебные помещения? А? Ну, в общем, на месте разберёшься.

— С чем разбираться?!

— Коридор, балда ты, служебный. Значит, не заблокирован. Найдёшь лестницу, поднимешься этажом выше, а оттуда — в обычные помещения и на балкон. Только быстро, пока они там не сообразили что к чему. А сообразят они, — добавил Лебедь, хмуро глядя на сумку, из которой по-прежнему доносилась дедова песня, — сообразят они скоро.

— Что? Что ты говоришь? Сильно болит? О, Боже ты мой… — Зашуршали по кафелю тапочки. — Мальчик, ты как?

— Я в порядке, — сказал Сашка. — Вы за меня не беспокойтесь, я скоро. Вы Настей займитесь. Она с утра говорила, что живот крутит. А мы её предупреждали, чтобы не покупала тот пирожок.

Тётка шумно и безнадёжно вздохнула. Она, подумал Сашка, сейчас сама грохнется в обморок. Вот цирк.

— Жди меня здесь, я сейчас, хорошо? Тебе самому здесь ходить нельзя. Нельзя, да.

Сашка пообещал, что не будет.

Открыл сумку и взял в руки мяч — и едва не отдёрнул руки. Ощущение было как от лёгкого удара током.