Дмитрий Билик - Сердце Империи [СИ]

За номером пришлось лезть в электронный органайзер. Несмотря на относительно неплохую память, десять нужных цифр Олег не запомнил, оправдывая себя тем, что ему данный человек не пригодится. Сделает свое дело и больше не нужен.

Его собеседник взял трубку почти сразу, со второго гудка. Судя по запыхавшемуся дыханию, он куда-то бежал.

— Пора, — сказал Олег, услышав короткое «принято». И отключился.

Спокойно вытащил симку из телефона, сломал ее, а сам аппарат выбросил. Отзвонился уже со своего, местного, поговорив немного с врачом. Тот за определенную сумму дал полный карт-бланш, лишь сначала насторожившись по поводу интереса Олега к странному пациенту.

Уже услышав об альтернативном лечении с помощью спецаппарата заведующий отделением облегченно выдохнул. Опасался, что Олег какой-то обеспеченный извращенец, который решил воспользоваться неадекватностью пациента. Какого только дерьма в голове у людей. Хотя, учитывая нынешние нравы, может не так уж и не был врач неправ?

В сухом остатке — все нормально. Пациент на поправку не идет, но стабилен. Ест, пьет, спит, может односложно отвечать. И сегодня вечером произойдет первый «сеанс» лазера. Олег сомневался, что Кирилл успеет пройти за это время квест, скорее перестраховался. В любом случае, он сделал все, чтобы обезопасить пацана в этом мире, теперь все только в его руках.

Еж зашел в квартиру свободно, не таясь, хотя, несмотря на внешнее спокойствие, внутри было муторно. Не от того, что не мог определиться с выбором. Свой последний шаг, некую точку невозврата он уже прошел, когда впервые позвонил Стрельцову. Скорее из-за ближайших действий, которые необходимо было совершить.

Шеф лежал спокойно, дыша ровно, как спящий младенец. Весь обвешанный проводами, в странном вытянутом шлеме под светом рассветного солнца, он был похож на какого-то странного робота. Неживого, ненастоящего.

Паша включил свет в комнате. Светодиодные панели осветили стены из бамбуковой бумаги, вертикально висящие свитки из шелка с японскими иероглифами, жесткие татами. Единственное, что выбивалось из общего интерьера — установка и сам шеф, находившийся на ложементе.

Еж не стал снимать обувь. Он уже нарушил много правил своего хозяина, одним больше, одним меньше. Прошел к установке и нажал кнопку аварийного извлечения. После чего отошел в сторону и стал ждать.

Время тянулось тягуче и медленно, как застывающая сахарная патока. Еж знал — весь процесс занимает семь секунд, но для него они растянулись в минуту. Наконец глаза Геннадьича открылись, он молниеносно обвел взглядом комнату и, увидев стоящего Пашу, коротко бросил.

— Придурок! Я сколько раз говорил, чтобы меня не беспокоили?! Понимаешь, что там сейчас? Не дай Бог с него дебафф слетит, пока я тут. Живым тебя закопаю. Я обратно, не мешай мне…

Он вдруг замер, наткнувшись взглядом на ботинки Паши. В глазах промелькнуло нечто странное, незнакомое чувство Ежу, которое он у шефа раньше не видел. Страх? А может быть что и похуже.

Начальник службы безопасности продолжал молчать, угрюмо глядя на своего хозяина. Геннадьич отвечал тем же, по всей вероятности, прокручивая в голове все возможные варианты нынешнего поведения. И наконец выбрал тот, который считал единственно верным.

— Паша, ты мне мешаешь. Выйди отсюда.

Еж про себя даже улыбнулся и похвалил старика. Молодец. Не стал лебезить или умолять, знает, что показать страх — проиграть заранее. Это как начать бежать от стаи голодных собак. Этим ты только раззадоришь их.

— Не могу, Михаил Геннадьевич. Я больше на вас не работаю.

— И на кого же ты теперь работаешь?

— Ни на кого. Мне разрешили уйти, уехать из страны. Но взамен необходимо выполнить одно условие.

— Паша, — голос старика на секунду сорвался, — после всего, что мы пережили?

— В том-то и дело. Пережили и я хочу жить дальше. А вместе с вами это сделать уже не получится. Вы спеклись, Михаил Геннадьевич. Берегов больше не видите.

— Это ты берегов не видишь, сученыш! — вскочил на ноги старик.

Окутавшие его провода не позволили сделать и шага. Да и это было лишнее. Еж проворно вытащил Стечкина и снял с предохранителя. На Геннадьича это действие возымело нужный эффект. Он присел обратно на ложемент и с обреченностью человека, который все понимает о своей дальнейшей судьбе, произнес.

— Значит так?