Рерол - Андердог (СИ)

Когда оказались у подножия горы была уже ночь. По обоюдному согласию, решили идти, не останавливаясь. С таким проводником, как Обжора, путешествие по лесу, будет для нас легкой ночной прогулкой.

Собственно, так оно было… Мы шагали по довольно широкой тропе и приглушенно переговаривались. В основном говорила Сойка. Хех… Не ожидал, что она окажется такой разговорчивой. В подземельях старалась вести себя тихо…

Она рассказывала о своей семье, сестрах, матери, непутевом, но, по сути своей, добром отце… О бывшем женихе, который перестал с ней разговаривать, как только узнал, что ее отдают в кабалу. О подругах, что отвернулись от нее.

— О боги! — восклицала она. — Какой же я была дурой тогда! Еще рыдала от обиды!

— А сейчас ты не дура? — усмехнулся я.

Девушка, хохотнув легонько хлопнула меня по плечу.

— Нет, сейчас я не дура. Знаешь, находясь последние дни в шаге от гибели, я успела переосмыслить многое. Моя жизнь теперь будто бы начинается заново. Все неприятности, что случались до подземелий, кажутся такими мелкими и несущественными…

Вдруг идущий впереди харн резко остановился… И мы, уже привыкшие к его манере сделали то же самое…

— Что там? — шепотом спросила взволнованная Сойка.

— Обжора чует смерть, — мрачно ответил я. — Там в роще несколько трупов.

— Что будем делать?

— Много следов, но живых он не чует, — ответил я и предложил:

— Надо взглянуть…

Тошнотворный трупный запах мы ощутили, уже на подходе к рощице. А спустя несколько минут обнаружили и сам источник…

Это был разлапистый старый дуб, на ветвях которого покачивались повешенные. Пятеро. Мужчины. Без одежды. Самому старшему, думаю, лет пятьдесят. Самый молодой, совсем еще мальчишка.

— Разбойники? — спросил я и обернулся к девушке.

Но Сойка не ответила… Она стояла зажав рот обеими руками, а из глаз рекой лились слезы…

— Ты их знаешь?

— Это… Михаль… — всхлипывая указала она на мальчика. — Мы знакомы с ним с самого детства…А вот тот старик — это его отец… Они не разбойники… Они из Рыбинки… Простые люди… Кому понадобилось их убивать?

Я, не зная, как поступить сделал шаг вперед и несмело приобнял беззвучно рыдающую девушку. Говорить что-то не было смысла. Молча успокаивающе стал гладить ее по волосам.

Та всхлипывая прижалась ко мне всем телом. Чувствую, как рубаха на правом плече стала мокрой от слез.

— Послушай, Сойка, — тихо сказал я. — Мне очень жаль твоих друзей… Боги видят — я говорю чистую правду… Но им уже ничем не поможешь. Они мертвы. А нам надо уходить. Долго оставаться здесь опасно.

Девушка подняла голову и отстранилась.

— Мы их не снимем и не похороним?

— Нет, — ответил я. — Мы не должны сейчас привлекать к себе внимание. А вдруг это сделали представители власти? Знаешь же сама, что снимать висельников без распоряжения запрещено. Но я тебе обещаю, что как только мы доберемся до ближайшей деревушки — сообщим обо всем местному старосте.

— Обещаешь? — вытирая слезы, спросила она.

— Обещаю, — кивнул я. — А теперь идем…

К Рыбинке мы вышли уже к утру… Или вернее к тому, что от нее осталось… По пути «деревья-виселицы» попадались нам еще несколько раз. И каждый раз Сойка узнавала в ком-то своих знакомых или друзей детства. Женщин среди трупов не было. Видимо неизвестные уничтожали только мужчин.

Мы шли по сгоревшей до основания деревушке и пытались понять, что здесь произошло. Постепенно добрались до центра, где когда-то стоял дом Сойкиной тетки.

— Она у тебя в центре деревни жила? — удивленно спросил я. Мне-то не забыть ту хибару, из которой старик Рипей забирал девушку в услужение Бардану. А тут одинокая тетка живет в хоромах в центре деревни…

— Да, — кивнула девушка, со слезами на глазах осматривая черные головешки. Все, что осталось от жилища Василины. — Она была вдовой мельника.

Хм… Мне почему-то, вдруг подумалось, что зажиточная тетка могла бы и поспособствовать вызволению племянницы из кабалы. Но об этом я тактично промолчал…

— А что там? — указал я на длинный столб, что высился посреди небольшой площади.

— Там староста объявлял баронские указы.

— Видишь? Там что-то висит?

Заинтересованные, мы пересекли площадь и остановились в пяти шагах от столба. Неизвестным предметом оказался расколотый напополам деревянный щит, на уцелевшем умбоне которого был выгравирован скалящийся медведь, герб нашего барона. Но не это было важно… На самом щите, черной краской был нарисован расправивший крылья ворон.