Альберт Беренцев - Эльфицид - Служба

В голове у Андрея вдруг кольнуло сзади, в районе затылка, будто его ткнули туда иголкой. Андрей резко обернулся, но увидел лишь местный пустынный пейзаж. Боль в затылке быстро прошла, но теперь у него кольнуло в левом виске. Андрей потер висок, но тут же боль возникла во лбу и еще в нескольких местах затылка. Происходило что–то не то. Андрей открыл вкладку состояния:

Ваше здоровье: 19 из 40

Вы здоровы, и вам не больно

Ваша мана: 39 из 40

Ваш запас сил: 31 из 40

Концентрация: вы встревожены

Жажда: вы не хотите пить

Голод: вы сыты

Сон: вы бодры

По статам все было в полном порядке, но боль в голове тем временем вдруг усилилась. Кололо теперь уже везде, даже в носу. Потом голова вдруг стала тяжелой и потеряла чувствительность, как будто Андрей ее отлежал. Никаких системных сообщений об уроне по–прежнему не было, и состояние персонажа не менялось.

— Поганый гвоздь сломался, блин, — догадался Андрей.

Может быть выйти из игры? Но Андрею этого совсем не хотелось, если он выйдет из игры, то вероятно уже сюда не вернется, а Андрей успел полюбить темного эльфа Иванова и этот странный мир. С другой стороны, если бы ситуация была действительно опасной, теллуровый гвоздь предупредил бы Андрея, возможно даже принудительно прервал бы его игру.

Андрей уже решил было, что ни за что не будет покидать игру, но в этот момент боль в голове стала настолько мощной, что Андрей заорал и повалился на колени. Его голову будто давили в тисках, одновременно пропуская через нее электрический разряд. Андрей кое–как начертил в воздухе руну призыва меню и попытался нажать на ВЫХОД, но в этот момент руки и все остальное тело вдруг перестали слушаться. В голове Андрея будто что–то порвалось, в глазах потемнело, Андрей потерял сознание, успев перед этим испугаться по настоящему.

Третья Эльфийская Империя, Генерал–губернаторство Риаберра, Северная Четверть, деревня Караш

В сушилке царила полутьма и сильно пахло тухлой рыбой и мочевиной, как всегда воняет в местах, где полно дохлых акул. Помещение освещалось лишь одной жировой лампой, чадящей и едва дававшей свет. Желтоватый и колеблющийся свет лампы, подвешенной на стене, выхватывал из темноты двух акул, насаженных на крюки слева и справа от Бабрака. Сам Бабрак висел на точно таком же крюке, его отличие от акул состояло только в том, что, во–первых, Бабрака не насадили на крюк, а просто привязали к нему веревкой, а во–вторых, Бабрак в отличие от акул был еще жив. Кроме того, акул здесь вялили, а Бабрака — жгли.

Бабрак старался не смотреть на собственные ноги, он и так знал, что ниже колен у него остались лишь жуткие гнутые головешки, а выше колен почти до самого пояса — обугленная, пузырившаяся и почерневшая плоть. Еще у Бабрака затекли связанные руки, за которые он был подвешен к крюку, и сильно болела шея. Парадоксально, но боль в руках и шее Бабрак ощущал отчетливее, чем в сожженных ногах, дело в том, что стоявший здесь же где–то в темноте деревенский целитель обезболивал Бабрака заклинанием лишь ниже пояса.

Но Бабрак не видел целителя, тот был за пределами света лампы. Зато Бабрак мог разглядеть в полутьме силуэты двух черных сестер из Корпуса Храмовой Стражи. Именно они схватили Бабрака, когда он сегодня вечером пришел на своей лодке в Караш, чтобы сдать выловленных акул и получить наконец двадцатый уровень Хозяина морей. Мага, который жег его огнем, Бабрак тоже не видел, только слышал его голос, молодой и полный обиды и негодования. Еще, когда маг кастовал огненную струю, Бабрак видел его руку, определенно человеческую, но лицо мучителя скрывала темнота.

Вообще Бабрак предпочел бы умереть и отправиться на респаун, чем терпеть огненные пытки в сушилке для акул, но схватившие его психи не давали ему такой возможности. Бабрака лишили даже опции выхода из игры, так как голосовое управление сломалось еще час назад, а открыть меню жестом Бабрак не мог, поскольку у него были связаны руки.

Наложенное целителем заклинание обезболивания тем временем быстро рассасывалось, то ли целитель был неумел, то ли специально выдавал Бабраку анестезию мелкими порциями. Покалывание в сожженных почти до состояния углей ногах за мгновение перешло в резкую невыносимую боль, а она в свою очередь превратилась в сводящий с ума шок, от которого Бабрак заорал и закачался на своем крюке, судорожно дергаясь всем телом.