Игорь Чиркунов - Проект Икар. Альфа-тест

В этот момент над нашими головами зашумел очередной порыв.

— А почему тогда ветер дует неравномерно? Ведь если механизм работает так, как ты нам рассказываешь, ветер должен дуть постоянно, как поддувало в печи.

— Давай определимся, что такое ветер. Вот ты как считаешь?

— Ну — у–у… Это когда…

— Понятно. Рус, смотри, есть некая масса воздуха, эдакий воздушный пузырь гигантских размеров. И эта масса воздуха движется под действием тех или иных сил, — я изобразил движение руками. — Представим ситуацию наоборот: ты едешь на мотоцикле в гигантском ангаре. Что ты ощущаешь? Как будто тебе навстречу дует ветер, хотя никакого ветра в ангаре нет и быть не может. Все потому, что ты движешься относительно воздуха. Так и в нашей ситуации: ты стоишь, а мимо тебя, вернее, вокруг тебя движется воздух. Поэтому, грубо упрощая, ветер — это проходящая мимо тебя масса воздуха.

— Так и причем тут порывы? — у часто кивавшей Анахиты глаза светились искреннем интересом.

— Порывы, — кивнул я, — это во — вторых. Нагретый воздух от земли не поднимается постоянно. Чтоб лучше понять, представьте себе мокрый потолок, имеющий такой же рельеф, как земля. Есть выступы, впадины, наклонные поверхности. На потолке собирается влага. Ну не знаю, конденсат какой — то. Собирается в капли. Но капли же не отрываются от потолка там, где образовались. Если это место наклонное, капля покатится под действием силы тяжести. И только когда дойдет до какого — нибудь заусенца, выступа, то оторвется. И то не сразу, а сначала наберет массу, которую уже не сможет удержать. Так и пузыри нагретого воздуха: они, так сказать, цепляются за землю, могут перемещаться по ней, если есть наклон, но когда набирают какой — то критический объем или наползают на такой заусенец, мы их еще называем триггером, — отрываются и улетают. И вот как только такой пузырь оторвался и улетел, на его место устремляется новая порция воздуха. А для тебя это выглядит как порыв.

— Феликс, а ты учителем работаешь?

— С чего вдруг?

— Тон этот менторский, прям школой пахнуло, — чуть замялась Анахита, — а еще…

— Унылый зануда? — выдавил я грустную улыбку.

— Не — е–е, не унылый, — потом озорно стрельнула глазами, скорчила рожицу, потянула мотая головой, — но зануда — а–а…

Наконец мы поднялись на гребень отрога. За нашими спинами вниз обрывался только что преодоленный подъем — двести метров, поросших жесткой травой да редким, низким и очень колючим кустарником; проплешины осыпей, скальные выходы в виде здоровенных продолговатых глыб. И еще столько же, но уже с лесом.

От наших ног вниз убегал его полный брат близнец, за исключением того, что не был освещен. Ниже на те же двести метров начинался лесной язык, раскинувшийся в распадке между этим отрогом и нужным нам северным.

Я протянул Анахите ее сумку:

— Ребята, поскольку в горной местности я передвигаюсь быстрее, давайте вы пойдете вперед, а я здесь по округе пробегусь. В кои — то веки сюда попал, не прощу себе, если уйду, не поискав травы. Наверняка здесь растет что — нибудь интересное. А потом вас догоню. Смотрите, — поманил парня, и вытянул руку в указующем жесте, — вам лучше всего держаться вон на ту одинокую скалу, на северном хребте, — показал пальцем, — она как раз на границе леса, там должно быть подходящее для привала место. Там отдохнете и меня и дождетесь.

— Какая скала, ничего не вижу, — тяжело дышавший Рус пытался проморгаться от заливавшего глаза пота. Неудивительно, он тащил основную тяжесть. — Аня, посмотри, ты же эльф, у вас лучшее зрение из всех рас.

Я сдержал усмешку. Анахита, хоть и была во время подъема освобождена от всей поклажи, буквально ловила ртом воздух, как вытащенная на берег рыба.

— Сейчас Рус, дай… отдышусь, — наконец она отпустила русово плечо, за которое была вынуждена уцепиться, смогла выпрямиться, вгляделась. — Да, вижу, действительно, скала. Ну ты и глазастый. Слушай, Феникс, ну что ты тут найти собрался? Выжженный камень да колючки какие — то, чуть все платье не изодрала. Пошли с нами, на следующей горе вместе поищем твои травы.

— Аня, посмотри на себя, — я, в отличие от ребят, говорил ровно, как будто за плечами не было никакого подъема. Неудивительно, это не по прямой ноги переставлять, шаги короткие, сапоги почти не натирают, а выносливости вагон. Да и привычно мне по склонам вверх — вниз ходить. — Ты на следующей, как ты выразилась, горе будешь без задних ног валяться, а не мне помогать. Так что давай, помощница, топай за сильным плечом, я догоню. — Посмотрел ей в глаза. — Ну честно — честно.